Торжество метафизики - Эдуард Лимонов Страница 20

Как-то пришел в ПВО чеченец Руслан.

— Эдуард, там тебя человек из девятого отряда спрашивает. Сказал, что сидел с тобой в Саратовской тюрьме.

Я вышел из отряда. Стесняясь, в синей робе стоял там, сияя золотыми и гнилыми зубами, шнырь с нашего этажа на третьяке, Луна была у него кличка. Простой совсем человек. Отец четырех детей. Рабочая лошадь. Вдребезги больной. На третьяке только и слышно было: «Луна, подойди сюда!», «Луна, ты куда!», «Луна!» Он пристроился рядом, и мы походили по нашей территории. Несмотря на то что по правилам он должен находиться за красной линией, на территории девятого. Пройти через нашу территорию он может, да и другого пути в девятый нет, а вот находиться нельзя. Луна спросил, нет ли у меня конверта, он хотел написать своим.

Я подумал и вынес ему конверт. Меня, несущего ему конверт, увидел Юрка и сказал с завистью: «Лучше б мне дал!» Так же как чай и сигареты, почтовые конверты — это твердая валюта в лагере. А дачки мне тогда еще не забрасывали. Партия делала это в тюрьме исправно, но тут случился сбой. Их намеренно долго не информировали, куда меня определили, в какую колонию, а потом я находился в карантине, куда передачи не принимают. Только уже в июне я получил первую дачку. Так что для Луны я от себя оторвал конверт. У меня их оставалось три.

Чаю у меня был запас, я привез его с собой в колонию. Были сигареты, их я раздавал тем, кто мне нравился. Часть сигарет осталась в карантине, но и Юрке с Мишкой досталось. Только уже в июне меня (я шел от женщины из особого отдела) обязали зайти получить дачку. «Особый отдел» звучит страшновато, а на деле это вольнонаемные, оформляющие разные невинные бумаги: паспорт, справки всякие. С женщиной осужденного наедине не оставляют, пока я находился в кабинете, там сидел офицер с резиновой дубинкой. Ну и затем вызвали: «Зайдите получить дачку». Тот, что с резиновой дубинкой, отвел меня. Это оказалось сразу справа от администрации, за калиткой, которую нам открыл шнырь с поста, и за турникетом. Там был коридор и комната без двери. На полках стояли набитые, желтые почему-то пакеты.

— Вот, Савенко, распишитесь, — сказала мне еще одна женщина в халате, похожая на упакованное бревно.

Я расписался и забрал здоровенный пакет размером с пару ведер. Крепкий, видимо, индустриальный, приспособленный, видимо, чтобы гайки или болты переносить.

У поста номер один я встал. И стою с пакетом.

— Чего ты встал здесь? — спросил из окошка красивый эсдэпэшник со злым лицом.

— Чтобы отвели в тринадцатый. Жду.

— Ну и иди к оперативникам. Пусть вызовут бригадира.

Я решил, что ему неприятно лицезреть выпирающие из пакета банки и сигареты. Я пошел наискосок в здание оперативных дежурных.

— Разрешите. — Снял кепи. — Иду домой в тринадцатый.

— Что, отоварился? — спросил разбитной солдат за пультом. Там перед ним был микрофон и старый аппарат со множеством клемм и кнопок. Так он регулировал телефонное движение в колонии. Он вызвал 13-й отряд. — Савенко заберите!

Пришел Сафар. Сказал: «Чего, дачку получил?» И мы пошли в отряд. Вошли в калитку. Вокруг меня образовалось кольцо, живой круг. «Эдик, угости сигаретами! Эдик, одолжи! Эдик, меня не забудешь?» Тут, слава богу, вышел Юрка и взял у меня пакет. И мы пошли в пищёвку. Извлекли все, что было в пакете, и положили на стол. Тушенка в банках, сгущенка, конфеты, чай, сигареты, лимоны. Приличное количество.

— Юр, — сказал я, — давай ты будешь заведовать всем этим.

— Чего я, дачка-то твоя.

— Юр, ты более опытный, ты знаешь, сколько нужно в общак дать, кому мы должны, ты сам говорил, что чай занимали, конфеты брали.

— Ну, давай, — сказал Юрка.

Треть всего он сразу отдал на общак. Потом отдали долги Галецкому, Сафару. Угостили человек восемь сигаретами, каждому по пачке. Немного осталось. Вечера четыре мы, правда, пировали: тушенку с луком и лапшой ели, к чаю шоколад у нас был. Потом закрома опустели. Чай, правда, у нас не кончался. С чаем было хорошо.

Я взял пачек восемь сигарет саратовской «Примы» и выдавал их тем, в ком видел прок: дал чеченцу, Васе Оглы. Сафару и Антону мы дали по паре пачек с фильтром.

Короче, я понял, что в колонии дачка — это тоже радость, но небольшая в сравнении с той, которую получаешь, когда дачка приходит в малую хату, где вас трое-четверо всего. В отряде девяносто с лишним гавриков, и невозможно воспользоваться своей дачкой самому. Распределение я скинул на Юрку. Когда у меня просили сигарет или чаю, я отсылал: «К Юре! Он у нас главный».

Когда тяжелая тюремная машина, наконец, повернулась и деньги, остававшиеся у меня на счету в Саратовском централе, все-таки пришли сюда за Волгу, а случилось это через месяц, я пошел в магазин. Туда нужно заранее записываться за неделю. И только тем, у кого есть деньги на счету. Да еще приводят строем. Да еще все стоят и ждут, когда приведут продавщицу. А когда ее ведут, эту бесформенную пожилую тетку, всех издевательски поворачивают «Кругом!» Чтобы, значит, не смотрели. Однако, когда ты стоишь в очереди уже в самом помещении, то все там так устроено, что через большое без стекла окно ты потом эту тетку во всех подробностях целый битый час лицезреешь. Да и, по правде говоря, ничего, кроме отвращения (ну, ладно, безразличия!), это большое животастое старое животное не вызывает.

Я хотел купить на все деньги. Но Карлаш практично не разрешил мне этого делать, заявив, что деньги могут мне понадобиться на оформление паспорта, на… да мало ли на что могут понадобиться деньги в неволе. Мы купили чуть ли не сорок пачек «Примы» и десяток пачек «Петра I», чаю купили «Майского» четыре пачки по 250 граммов, ватрушек свежих двенадцать штук, конвертов.

Все это богатство быстро, впрочем, растаяло в океане мелких заемов, отдач, подарков нужным нам людям, так что через дней десять Юрка и Мишка ограничивали себя в сигаретах, занимали у Галецкого и Али-Паши. В отряде нашем где-то десяток человек получают дачки более или менее постоянно. Многие осужденные, особенно с большими сроками, не получают вовсе ничего, поскольку родственники от них давно отвернулись. Иногда лишь вдруг приезжают на свиданку и тогда кормят, и человек появляется после свидания довольный и с пакетом. Но на такой большой коллектив, конечно, всегда недостаточно. Потому мы живем тут с лицами усталых легионеров, и щеки у нас ввалились, и мы постные такие, костлявые.

А Луна приходит иногда, вызывает меня, и мы с ним гуляем, нарушая правила. Карлаш и Ярош иронически улыбаются, они не понимают, о чем можно говорить так долго с рабочим шнырем, у которого руки похожи на изрубленные лапы зверя.