Путь хунвейбина - Дмитрий Жвания Страница 20

Дабы использовать игру в пропагандистских целях, мне надо было захватить радиоузел лагеря. И пока другие отряды отбивали друг у друга жилые корпуса, чтобы подобраться поближе к зданию администрации, я с отрядом «махновцев» занял радиоузел и начал вещание.

«Граждане! Товарищи! Друзья! Белые офицеры, красные комиссары и националисты петлюровцы – все это враги трудового народа. Они воюют друг с другом за власть над вами. Все они хотят угнетать и эксплуатировать вас! Только мы – революционные повстанцы-махновцы – выражаем волю народа, потому что мы и есть - народ! Разгоняйте органы власти белых, красных и петлюровцев! Создавайте вольные Советы! Вставайте под знамена Революционной повстанческой армии! Да здравствует революция! Да здравствует свободные коммунизм и анархия!» - разносился мой картавый голос по лагерю. Дети из других отрядов, воодушевленные этими призывами, стали переходить к «махновцам». И мы в итоге победили. Я остался в радиоузле, а часть отряда свободно прошла через весь лагерь и спокойно заняла административный корпус.

Наверное, милицейское начальство пожалело, что доверило мне организацию «Зарницы», но дети были довольны и попросили меня рассказать им о Махно, и я неделю ходил по отрядам перед отбоем и рассказывал ребятам о Несторе Ивановиче.

В пионерском лагере я сумел «завербовать» в РПЯ однокурсника Александра Гажева, полноватого, черноволосого парня с очками на мясистом носу. Он заслуженно пользовался репутацией чудака. Время от времени он сообщал окружающим, что находится «на ручнике» - так он называл заторможенное состояние. Он постоянно попадал в какие-то странные истории. Даже в пионерском лагере. Так, когда он нес дежурство в административном корпусе, его домогалась пьяная повариха. Она разделась догола, встала в позицию «пьющего оленя» и попросила Саню: «Возьми меня!», а Саня Гажев убежал. Вслед он слышал голос поварихи: «Дурачок! Куда же ты?! Ты же мне нра-ви-шься!». Потом Гажев рассказывал, что увиденное произвело на него страшное впечатление. Что открылось перед его глазами – Саша молчал. Повариха была обычной выпускницей ПТУ, чем она могла отпугнуть Гажева - не понятно.

Если человек кажется странным обывателям, это не значит, что он потерян для революции, рассуждал я. Мы разговаривали с Сашей, совершали вместе пробежки по вечерам. В ходе пробежек я объяснял ему, почему в России победил сталинизм и почему сталинизм является отрицанием социализма. Саша высказывал вполне здравые мысли, чувствовалось, что он много читает, неплохо знает историю, в частности, события Гражданской войны. Конечно, я рассказывал ему о «Красных бригадах» и немецкой «Фракции красной армии» как об организациях, с которых мы должны брать пример. В конце концов, Саша заявил, что присоединяется к РПЯ. Честно говоря, вступление Гажева в РПЯ подорвало авторитет нашей организации среди студентов факультета истории и обществоведения. Если в РПЯ Саня Гажев, значит, это не серьезная организация – решили они. Но Саня стал активистом организации в трудный момент, когда другие разочаровывались в политической деятельности, он был вместе с нами два года, до окончания института. Потом он работал учителем, сильно нуждался, а сейчас он служит во внутренних органах. В марте 2005 года я видел, как он руководил разгоном пикет «яблочников» на Малой Конюшенной, не особенно в этом преуспел, а кто-то из участников пикета послал Саню на три буквы.

Вторая, июльская, смена заканчивалась и наша практика тоже. И меня, подменного пионервожатого, решили занять на медкомиссии для третьей, августовской, смены. Я с радостью уехал из лагеря в Ленинград, чтобы последние три дня практики провести в поликлинике для сотрудников МВД. Это была хорошая работа! Так получилось, что в лагерь в основном собирались 13-летние девочки, вполне оформившееся. Я сидел за столиком перед кабинетом врача и собирал карточки детей, проверял наличие всех необходимых справок, а 13-летние девицы перед заходом в кабинет раздевались до трусов. Правда, первая партия девиц застеснялась, и врач разрешил им не снимать бюстгальтеры. Но чем дальше, тем раскрепощенней попадались пионерки. В конце рабочего дня одна блондинка чуть было не сняла с себя все до нитки, но мы с напарником в последний момент сумели ее остановить, чтобы не нас потом не обвинили в развращении малолетних, да не просто малолетних, а чад милиционеров.

Но на следующий день я на медкомиссию не пришел, потому что забастовали рабочие метростроя. В касках, как шахтеры, они собрались на площади Островского у здания управления ленинградского метрополитена, что напротив Александринского театра (тогда – театра имени А.С.Пушкина). Туда же прибежали всякие либеральные активисты, подняли царское трехцветное знамя, но рабочие попросили убрать его и не использовать их акцию для политической пропаганды. Мы с Янеком пришли с черным знаменем, на которое была нашита красная звезда, и с газетой «Черное знамя», но не стали доставать ни знамя, ни газеты. Мы просто стояли и внимательно следили за тем, как разворачивается не книжная, а реальная рабочая борьба. Мы пытались завязать разговор с метростроевцами, узнать, что побудило их к забастовке. Мы набирались опыта. Но последний день практики я прогулял.

Когда на следующий день я пришел на медкомиссию, главный врач спросила меня: - Почему вас не было вчера на работе?

- Я участвовал в забастовке рабочих метростроя.

- Ладно, вы свободны, ходите на забастовки… куда угодно.

Закончилась моя практика, начальница лагеря пожаловалась на меня заведующей кафедрой педагогики, а в характеристике потом написала, что я заслуживаю лишь удовлетворительной оценки. Но заведующая кафедрой, зная меня как добросовестного студента, решила не портить мой аттестат и поставила мне четыре.

- Эти милиционеры привыкли работать с трудными подростками, а со студентами общаться не умеют, - сказала она.

В августе наступило политическое затишье. Мы продолжали продавать по утрам остатки «Черного знамени». В конце августа мы с Гошей побывали в Москве на «встрече памяти Льва Троцкого», организованной британской троцкистской Революционной рабочей партией, известной тем, что в ее рядах состояла известная английская актриса Ванесса Редгрейв. «Пятьдесят лет назад, в 1940 г ., Сталин убил Льва Троцкого, который вместе с Лениным был архитектором революции Октября и создателем Красной Армии, - обращались инициаторы встречи… к советским рабочим. – Убийство Льва Троцкого – это основной пункт сталинской контрреволюционной политики; подавление рабочего класса и его лучших представителей. Прошли пятьдесят лет, миллионы трудящихся в Советском Союзе и в Восточной Европе сбрасывают с себя сталинизм. Они отказываются от этого ненавистного угнетения, процесс ликвидации сталинизма необратим. В то время, когда сталинизм неумолимо умирает, Четвертый Интернационал, созданный Львом Троцким в 1938 году и который под репрессиями был почти уничтожен, сегодня начинает новую жизнь!»

Авторы обращения называли сталинизм «всемирным тупиком» и призывали «всех, кто считает себя троцкистом, принять участие в Международной встрече, посвященной памяти Льва Троцкого, чтобы поддержать идеи Льва Троцкого». Кроме того, организаторы встречи были рады увидеть «всех рабочих, крестьян, интеллектуалов и молодежь (и мужчин, женщин), которые отказались от лживых альтернатив капитализму и сталинизму». Они, организаторы, не сомневались, что «будущее рабочего класса – в борьбе за социализм, что означает строительство мировой партии рабочего класса».