Якутия - Егор Радов Страница 20

- Шика-сыка, - сказал он чуть слышно. Это были чудесные звуки, и они произносились и присутствовали в воздухе, как сияющие синие лучи. Головко протянул вперед свою пульсирующую светом руку, напоминающую какого-нибудь магического светлячка в ночи, и взял веточку, лежавшую на земле, она была коричневой и неровной. Головко поднес ее к своим глазам, находящимся в небе, он посмотрел на нее вневременным взором, зная, что может испепелить ее, - и веточка не изменилась ничуть, только ее края еще больше очертились, и ее древесина под корой стала еще более красивой, и в ней стало еще больше смысла, чем вообще было в ней, и она стала еще более разноцветной. И сейчас мир был в веточке, и веточка была каким-то великим вселенским цветком.

- Я отдал за тебя все, чего у меня не было, - сказал Головко. - Я любил Бога, потому что любил Тебя. Он замолчал, и прошла вечность.

- Бог, - сказал Головко.

Веточка цвела перед его лицом, которое было прекрасно, как вход в рай, и ее совершенство заключало в себе ее причину, се неизбежность и ее гибель. И воскресение было неизбежно, потому что Бог был. Одним движением можно было разрушить мир, и десятью движениями можно было создать десять миров. Головко чувствовал мудрость, существующую в каждой его клетке, и некая связь, в которую он не мог поверить, и которую он не мог вынести, обнаружилась вдруг в своем абсолютном виде, так, что ее можно было в самом деле ощутить; и Головко пролил слезы и улыбнулся и схватил руками свои ноги, и запрокинул голову, обращая свой взгляд прямо вверх. Там было истинное волшебство и подлинное многоцветие; и некие светящиеся существа летели справа налево; и в зените было единственное солнце и одна корона; и, может быть, там был дух.

- Бог, - сказал Головко, сотрясаясь в блаженном восторге. - Время. Я должен.

Тут же какое-то исступление поразило его, и он опустил голову.

- Сейчас не то, - многозначительно произнес он. - Сейчас другое. Заелдыз, Якутия, жеребец. Жэ, кэ. Тьфу, бе, зачем жэ, если есть Бог?!

Он опять поднял свое лицо к вершине неба. Небо было небесным, и звезды были солнечным. Некие цветы, излучающие тепло, летели снизу вверх. Там был настоящий венец и главное чудо; там были творения по краям и престолы у центра, и там было то, что все затмевало, и Головко не отрываясь смотрел туда. Все перестало быть, и ничего не могло быть. Все могло быть, и все было возможно, и не было смысла в действии, потому что его вообще не могло быть, потому что был смысл. Смысл был свет, и свет был луч, и луч был дух, и дух был Бог. И не было слова, потому что было по-другому. Бог - это слава, надежда и высший путь. Бог - это Бог, Бог есть так же, как есть река, или море; и после того, как увидишь это, больше ничего слышать не захочешь. Все равно, все равно.

Головко смотрел в центр, не зная ничего. Его глаза превратились в ангелов, и его руки превратились в архангелов. Величие охватило его, высшее захватило его, чудо схватило его и принесло в новую страну. И там был Бог, и там не было целей и задач. И там было бессмертие, и там не надо было говорить <заелдыз>. Там существовал только один величайший звук, и этот звук был <уажау>. Там был только один свет, и этот свет был самим собой.

- Уажау! - крикнул Головко. - Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау! Уажау!

Рдение оплело его святые грезы, исцеляющие мироздания от зла и бездействия. Красота спасла его невероятные плечи, сотканные из тепла, и мягкая розовая синь убаюкала его победный венок, висящий без движения между морем и землей. Присутствие знания развеяло его непостижимость, и Бог был. Павел Дробаха развеселил его семью из трех членов, и желтый нимб зажегся над его усталым челом. Слова могли быть им написаны, но он не признавал ни буквы ни точки. И он все-таки смотрел вверх.

- Там, конечно же, была любовь, и там, конечно же, был конец. На этом закончилась история. Вечность не кончается, все остальное было вне. Итак, смысл был найден.

- Я понял! - сказал Головко. - Я возвращаюсь. Я вернулся! Громовое величие повторило его мысль, и благость возникла опять, родившись из звезды, или просто так. И когда наступила абсолютная ясность, святая музыка заполнила собой все, и звуки проникли в душу Головко, и он остался там.

- Вы все еще здесь? - спросил Софрон Жукаускас, стоящий у матраса рядом с костром. - Меня очень тошнит, меня, кажется, отравили. Блюю, как сука. Изжога охрененная. Хек хохочет, да и все. Может, поспать?!

- Писюсю, - сказал Головко, падая с матраса на влажную почву.

- Что с вами? - озабоченно спросил Софрон, наклоняясь над Абрамом. - Вам тоже плохо?

- Чудо может спасти все, - пробормотал Головко. - Но чудо - это не все.

- Что вы несете?!.. - воскликнул Софрон, приставляя свою ладонь к щеке Головко.

- Я, - сказал Абрам.

- Они отравили нас, - сокрушенно проговорил Жукаускас, тыча пальцем в грудь Головко. - Надо немедленно обороняться, или бежать, или не знаю... Но как же Август, партия, цель?! Что делать? Придите же в себя!

Софрон размахнулся и дал Головко сильную пощечину. Головко сел на землю, сжал руки в кулаки и широко раскрыл глаза.

- Извините, я еще, - сказал Жукаускас и ударил Головко по другой щеке.

Головко сложил ноги по-турецки и поднял руки вверх. Он открыл рот, потом моргнул.

- Вы просто дурак, - негромко проговорил Головко не глядя на Софрона, - вы не знаете, истину и смысл. Но нет ничего; Якутии не бывает; есть Бог, и есть все. Я останусь здесь и найду себе имя, вечность и любовь. Ибо рожденный должен сиять! Убивайте меня, отворачивайтесь от меня. Говорите свои буквы, слова и звуки. Неужели вы так и не видели блеск и не поняли присутствие тайны и тепла в мире и вне мира?! Вы просто хотите. Но более не нужно делать вид и играть самого себя. Я есть.

- Да вас просто околдовали... - пробормотал Софрон, отходя от Головко. - Да... А ведь скоро прибудет Август, мы все узнаем, все так хорошо, ЛРДПЯ, заелдыз... Или с Августом они тоже что-то сделали? Ведь его нет!

- Изыди! - коротко крикнул Головко. - Я везде.

- Постойте, - сказал Софрон, - ведь вы сейчас говорили как будто разумно. И все-таки, это бред. Или... Это специально?! Вас купили? Что же они вам посулили? Сколько долларов, рублейчиков? А я-то не разбираюсь в радио! Ах, Дробаха, Дробаха!

- Заткнись, болван, - рявкнул Головко. - Мне посулили вечность, радость и красоту. А ты можешь заниматься дальше своей грязной политикой которая груба, гнусна и глупа. Видишь, какой я гениальный - я могу сказать сразу три слова на букву <г>! И мир, в конце концов, это - мое развлечение.

- Но они могут убить, их надо остановить, коммунисты коварны, они убьют наших детей, жен, нас, изнасилуют, погубят... И они наступают! Только прямая связь с великой Америкой, только туннель спасет нас!

- Маразм! - крикнул Абрам Головко, засмеявшись. - Жизнь есть тундра, а не Якутия. Бог есть солнце, а не Юрюнг Айыы Тойон. Я есть я, а не Абрам Головко. И вы есть.