Зимний дом - Джудит Леннокс Страница 20

Они добрались до десерта — чудовищной смеси из крема, меренг и бисквита. Фрэнсис потчевал Клоди и Робин рассказами о школе.

— Я продержался там столько лет лишь потому, что директор был глупым старым извращенцем. Он западал на симпатичных белокурых мальчиков, так что у бедняги Джо не было никаких шансов. Ну а я напротив, ходил в любимчиках. Меня даже сделали старостой.

— А я в начальной школе отвечала за доску, — мечтательно пробормотала Клоди.

Ее обычно бледное лицо раскраснелось, пальцы легли на предплечье Фрэнсиса.

— А вы, Робин? Кем вы были в школе? Наверно, тоже старостой?

— Робин была первой ученицей, — мстительно сказал Джо. — Она организует всех членов ячейки лейбористов. Не сомневаюсь, что в клинике она делает то же самое. Вот только со мной и с Фрэнсисом у нее ничего не получается.

Робин побелела как мел. Она встала, и ее чайная ложка со звоном упала на пол. А потом Робин убежала из ресторана.

Тут даже Клоди лишилась дари речи. Потом она посмотрела на пустую тарелку Робин и покачала головой:

— Ну это ж надо… Она даже не прикоснулась к пудингу!

Джо побежал за Робин. Ну да, он хотел ее поддеть, но не до такой же степени. Ему удалось догнать Робин еще до метро; когда та не остановилась, Джо схватил ее за рукав.

Она резко повернулась:

— Оставь меня в покое!

Джо тяжело отдувался. Робин вырвалась. Он понимал, что был несправедлив, что выместил на Робин свою злость из-за Клоди. Ему стало не по себе.

— Робин… Ради бога… Извини…

Она вытянула руки перед собой, словно защищаясь, и гордо проговорила:

— Тебе не в чем себя винить.

Но Джо не поверил.

— Я был не в духе, — объяснил он. — Тяжелый день… И Клоди…

— Тебе не в чем себя винить, — повторила она. — Это я во всем виновата.

Джо посмотрел на нее. Робин казалась удивительно юной и невинной. Нужно было сделать все, чтобы утешить ее.

— Если я сказал, что ты всех организуешь…

— Точнее, всеми командую.

Он хотел что-то сказать, но Робин перебила:

— Конечно, ты был прав. Я действительно организую людей. Командую. Я не понимала… — Она осеклась, и Джо понял, что девушка готова опять пуститься наутек. Но тут она выпалила: — Джо, несколько месяцев назад я познакомилась с одной очень славной женщиной. Ее зовут Нэн Солтерс, она живет в маленьком домике в Степни и пожалела меня, когда я упала с велосипеда. Короче, у нее семеро детей, и я подумала… Я убедила ее прийти в Свободную клинику. Чтобы у нее не было восьмерых. Долго я распиналась перед ней, но в конце концов добилась-таки своего. Джо, я умею убеждать людей. Не так, как Фрэнсис, но все же неплохо. Несколько недель назад она пошла со мной. Медсестра была очень добра, дала Нэн противозачаточный колпачок и рассказала, как им пользоваться. Я давно не видела миссис Солтерс, поэтому сегодня после работы зашла к ней…

— И..? — заинтересовался Джо.

Когда Робин заговорила вновь, ее голос звучал бесстрастно.

— У нее был фонарь под глазом и все лицо в синяках. Ее муж нашел колпачок, сказал, что это против природы и означает, что она способна на измену. Только выразил это другими словами. Нэн сказала, чтобы я больше не приходила. И во всем этом виновата только я.

Лицо Робин было белым как полотно. Она гневно добавила:

— Ну же, продолжай! Я во все вмешиваюсь и мешаю людям жить!

Джо пожал плечами:

— Ты же не знала…

Но в глубине души думал, что она пытается применять правила одной Англии для другой, ничем не похожей на первую.

Робин пробормотала:

— Я должна была прислушаться. Это моя обязанность, верно? А у меня на работе случилась ужасная неприятность. Я потеряла папку…

Она снова двинулась к станции метро. Джо шел рядом, наслаждаясь свежим октябрьским воздухом после душного ресторана.

— Я начинаю думать, что никуда не гожусь.

— Раз так, может быть, тебе вернуться домой? — спросил Джо. — В смысле, к родителям.

Робин остановилась, повернулась к нему и чуть не рассмеялась.

— Домой? Ну ты даешь! Господи, с какой стати?

— Потому что именно так должна поступить такая девушка, как ты.

На мгновение Джо показалось, что она его ударит. Но Робин засунула руки в карманы пальто и прошипела:

— Ты самый отвратительный человек на свете!

Джо повернулся и пошел обратно:

— А ты-то сам, Джо? — услышал он вслед. — Если бы Клоди начала поглядывать на кого-то другого… Если бы тебе осточертел печатный станок… Если бы ты устал наливаться пивом… Ты бы вернулся домой?

Джо вспыхнул от гнева:

— Ну уж дудки!

— А почему ты считаешь, что я должна вести себя по-другому?

Он покачал головой:

— Давай не будем об этом.

— Потому что я девушка? Так, Джо?

Робин исчезла в арке станции «Найтсбридж», а Джо остался на месте. Он зашел в подворотню и закурил сигарету, прислушиваясь к уличному шуму и голосам газетчиков, выкрикивавших последние заголовки. Что-то о нью-йоркской бирже — он не слишком вслушивался. Он знал, что был прав: с Робин хватит. Джо слегка жалел, что о многом не сказал ей. Например, какую-нибудь банальность вроде «Не ошибается тот, кто ничего не делает» или то, что ей бы наверняка не понравилось: «Не влюбляйся во Фрэнсиса». Но предпочел промолчать. Во-первых, потому что люди слышат только то, что хотят слышать. Во-вторых, потому что двадцатидвухлетний молодой человек без приличной работы, дома и семьи, любящий женщину, которая через раз захлопывает дверь у него перед носом, вряд ли имеет право давать кому-то советы.

В первые месяцы после замужества Майя испытывала удовольствие, показывая свои владения друзьям и знакомым и чувствуя их зависть. Было приятно бродить по дому и саду, проводить пальцем по муаровой обивке или вдыхать аромат роз. Но приятнее всего было проходить в стеклянную дверь универмага «Мерчантс». «Присядьте, пожалуйста, миссис Мерчант. Может быть, сходить за мистером Мерчантом?» Майя думала, что удовольствие от богатства будет длиться вечно. Ее тяга и страсть к дорогим вещам не уменьшилась, но теперь этого почему-то было мало. Тем более что все это богатство принадлежало не ей, а Вернону.

Ей позволялось составлять букеты, но не позволялось менять убранство комнат. Позволялось выбирать меню обеда, но не позволялось выбирать гостей. Позволялось ходить к портнихе или парикмахеру, но не позволялось уезжать на выходные одной. Вернон сообщил ей эти правила, не повышая голоса и, конечно, не прибегая к насилию. Майя научилась понимать выражение лисьих рыже-карих глаз мужа; выражение, красноречиво напоминавшее о наказании за своеволие. Это выражение возбуждало и одновременно пугало ее: Майя была умна, красива и привыкла к мужской щедрости. Ее острый ум требовал чего-то большего, чем выбор между синим и белым шелком или между консоме и холодным рассольником.