Рождественское благословение - Донна Ванлир Страница 2

Школьные занятия в ту зиму отменяли чаще, чем за предыдущие пять лет, вместе взятые. Почти каждую неделю учительнице второго класса Дорис Паттерсон приходилось заново переписывать учебный план. За двадцать девять лет работы в школе Дорис привыкла к неожиданностям. Там, где другие видели препятствия и нарушение дисциплины, она находила новые возможности. Когда директор объявил по громкой связи, что уроки сегодня заканчиваются раньше обычного, учительница решила дать своим ученикам на дом какое-нибудь интересное задание в дополнение к скучным примерам и упражнениям по правописанию. Например, небольшое сочинение на тему «О чем думают под снегом цветы?» или «Когда птицы заказывают билеты, чтобы лететь на юг?». Такие вроде бы простые задания пробуждали детское воображение и давали замечательный материал для памятного альбома, где Дорис хранила лучшие образцы творчества своих учеников.

Уже пару лет Дорис подумывала о пенсии, но никак не могла решиться. В прошлом месяце она, наконец, уведомила дирекцию школы о том, что этот учебный год будет для нее последним. Муж Дорис, почтальон, вышел на пенсию четыре года назад. Он купил новенький трейлер, голубым и розовым цветами вывел на чехле запаски «Херб и Дорис», и ему не терпелось отправиться с женой в путешествия по неизведанным дорогам. Может, виной тому была нынешняя снежная зима, но в последнее время Дорис тоже потянуло в теплые края.

Дорис старалась относиться ко всем детям одинаково, и все-таки каждый год кто-нибудь из учеников западал ей в душу сильнее остальных. В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году таким ребенком стал Натан Эндрюс – светловолосый, голубоглазый мальчик с застенчивой улыбкой. Он и раньше был склонен к задумчивости, но в последние несколько месяцев Дорис заметила, что из его взгляда исчез былой задор. Другие второклассники без конца донимали ее жалобами: «Миссис Паттерсон, а Чарити чихнула мне на голову!» или «Миссис Паттерсон, скажите, чтобы Джейкоб не плевался в меня бумагой!». Натан же тихонько подходил к ее столу и шептал: «Миссис Паттерсон», а затем терпеливо ждал, когда Дорис обернется к нему. По сравнению с остальными детьми – шумными и хулиганистыми – серьезный и сдержанный Натан казался не по годам взрослым.

Некоторые преподаватели считали, что ученики из бедных семей непослушны, болтливы и плохо воспитаны. Дорис придерживалась иного мнения. Она знала, что родители Натана не богаты. Его отец работал простым автомехаником и, как поговаривали, едва сводил концы с концами. Тем не менее, Натан был одним из самых вежливых учеников, которых Дорис встречала почти за три десятка лет работы в школе. Это лишь подтверждало ее мнение, что хорошее воспитание зависит не от размера дома и доходов семьи, а от любви и внимания к детям.

В начале учебного года мама Натана часто вызывалась помочь Дорис в классе. Она вырезала из бумаги цифры и символы для уроков математики, писала на табличках слова для занятий правописанием, украшала класс к праздникам. При виде матери Натан каждый раз гордо и радостно улыбался. Но Мэгги Эндрюс уже давно не появлялась в школе.

А однажды в школу пришел Джек, отец Натана, и сообщил, что его жена тяжело больна: последняя стадия рака. Неудивительно, что мальчик стал часто отвлекаться на уроках. Он был слишком маленьким, чтобы полностью осознать происходящее, и еще не понимал, что его мать умирает, но Дорис видела в его глазах знакомую тоску.

Самой Дорис было двадцать лет, когда ее мать умерла от рака, и это событие оставило неизгладимый след в ее жизни. Теперь она с болью в сердце наблюдала за тем, как мальчик протирает дырку в тетрадке ластиком, маленькой ладошкой размазывает по щеке слезы и продолжает работу. Раньше у Дорис никогда не было учеников, оставшихся без родителей, и она не знала, как вести себя, как утешить ребенка. Детей, потерявших домашнего питомца или дальнего родственника, Дорис успокаивала ласковым словом или освобождала от уроков, но она сомневалась, что это поможет в данном случае. Дорис помнила, что после смерти матери от банальных соболезнований становилось еще хуже. Иногда лучше молчать, – думала она, глядя, как Натан борется с непослушной точилкой, и молилась про себя, прося Бога согреть мальчика в своих объятиях.

Я возмущенно отшвырнул телефонную трубку. В который раз набирая номер, слышал лишь короткие гудки. Итак ничего не успеваю, никакого терпения не хватит!

– Скажет мне кто-нибудь, как работает эта идиотская система? – заорал я через открытую дверь своей секретарше.

Гвен Стедивант, проработавшая со мной уже добрый десяток лет, поспешила на помощь.

– Во-первых, выбери свободную линию, где не горит красная кнопка, – начала она.

– Я знаю, Гвен, – раздраженно перебил ее я. – Мне тридцать восемь лет, и я умею пользоваться телефоном. Лучше скажи, почему я без конца слышу короткие гудки!

– После набора номера нужно дождаться сигнала и набрать код клиента, которому ты звонишь, чтобы он мог оплатить счет за разговор.

Гвен спокойно продемонстрировала всю операцию от начала до конца.

Когда я пришел работать в эту фирму, телефонные счета, коммунальные услуги и офисные принадлежности оплачивались компанией как текущие расходы. Теперь все оборудование – факсы, ксероксы, телефоны – имело особый код. Скоро они закодируют даже мой пейджер. В результате простейшие действия вроде телефонного звонка превратились в многоэтапные манипуляции, чтобы фирма могла выставить клиентам счет за каждый потраченный на них пенни.

– Короче, соедини меня с Дугом Креншо! – простонал я.

Я работал в юридической фирме «Мейтерс, Уильямс и Херст» уже тринадцать лет. Как все выпускники юридического факультета, я пришел сюда с горящими глазами, полный наивного оптимизма. Тогда это была не очень большая контора, всего шестнадцать адвокатов, но мне подходило, что офис расположен в нескольких милях от дома моей матери. Пятью годами раньше от сердечного приступа скончался отец, и я хотел быть поближе к маме, чтобы приглядывать за ней. Родители жены жили всего в трех часах езды, и она очень обрадовалась, когда я устроился в эту фирму.

Мой первый рабочий день в «Мейтерс, Уильямс и Херст» начался с совещания, и мне порой кажется, что вся моя работа – одно непрерывное совещание, которое длится уже тринадцать лет. Совещания с клиентами, совещания с партнерами, совещания с адвокатами противоположной стороны, совещания с секретарями, совещания с помощниками, совещания во время обеда, телефонные совещания. По мере того как мой стол заваливали все новые дела о банкротстве, мечты о том, как мое красноречие повергает в восторг зал суда, постепенно тускнели. Поначалу я не возражал. Мне было интересно помочь владельцам небольших предприятий расправиться с долгами, я искренне радовался, когда внушительная сумма их задолженности превращалась в ноль. Но с годами я превратился в «нашего специалиста по банкротствам» и окончательно осознал, что моей мечте покорить мир скандальными победами не суждено сбыться. Дела о банкротстве, если и доходят до зала суда, сводятся к скучной констатации фактов, а не к битве умов, о которой я мечтал. Справившись с разочарованием, я с еще бо́льшим усердием зарылся в папки с делами, теперь уже с целью зарекомендовать себя перед коллегами. Упрочив свое положение, я сосредоточился на задаче, стоящей перед всеми молодыми юристами: за семь лет стать партнером фирмы.