Святые грешники - Александр Лапин Страница 2

Дубравин выглянул в окно спальни, выходящее во двор. Так и есть — Витька Палахов, бывший прапорщик-десантник, седо власый, в рубашке навыпуск, уже подогнал к парадному входу черного «мерина».

Значит, пора…

* * *

Дорога от города Ч. до Москвы теперь новая, четырехполосная. И идет мимо городов и сел. Быстрая дорога, но скучная. Раньше каждая поездка была приключением. Теперь — просто работа. Теперь приключения начинаются на кольцевой. Когда попадаешь в чудовищную пробку.

Езда по Москве — это отдельная песня. Грустная и полная драматизма. Но в конце концов после посещения двух офисов они оказываются в последней точке. Возле белого каменного забора, за которым видны блестящие маковки храма. Это московское подворье одного известного в России монастыря.

Дубравину сюда и надо.

Он покидает уютный салон «Мерседеса» и вылезает на пронизывающий ветер. Зябко. Поеживаясь и осматриваясь по сторонам, он идет вдоль белокаменной ограды до тех пор, пока не натыкается на металлическую калитку. Возле нее стоит женщина-побирушка. Из тех, что ходят по городам и весям в черных, якобы монашеских, одеждах с ящичками в руках. Она гнусавит: «Подайте на строительство храма!»

Александр останавливается. Бросает в узкую щель деревянного ящичка купюру. Затем неуверенно переступает металлический порожек. Дубравин не знает монастырских порядков. И думает, что где-то здесь, на входе, должен стоять суровый привратник. Но такового не оказывается. И приятно удивленный, Александр ступает на дорожку, ведущую к храму.

По пути достает телефон и набирает заветный номер.

— Алло! Петр Андреевич! Я приехал. Нахожусь во дворе монастыря. Куда дальше идти?

Слышит в ответ:

— Стой на месте! Я сейчас подойду!

Дубравин опять останавливается. Снимает черную кепку с козырьком. Складывает три пальца в щепоть. И, как говорится, «обмахивается» на купола.

Через секунду на выложенной плиткой дорожке появляется тот, кого он ждал. Худощавый человек небольшого роста в темном плаще. На сухом, с правильными тонкими чертами, значительном лице — внимательные, усталые глаза. Аккуратные усы.

Подходит. Подает тонкую кисть с длинными пальцами.

— Ну, здравствуй! Как добрался?

— Здравствуйте, Петр Андреевич! Едва нашел это подворье! Но нашел. И вовремя!

— Пойдем! Нас уже ждут!

И они быстро зашагали мимо старинного маленького храма к виднеющемуся за мокрыми после дождя деревьями белому братскому корпусу.

На пороге их встретил молодой симпатичный послушник и повел вглубь помещения. Дубравин, ожидавший здесь встретить что угодно: вериги, рясы, кресты, иконостасы, — увидел просто хорошо отделанный офис.

Еще пара дверей. И они со спутником оказались, судя по всему, в кабинете настоятеля.

Большая комната в два окна. Хорошая мебель. Кресло. Стол с приставным столиком. На столике накрыт обед в изящной посуде.

Глянув на креветки, белорыбицу и котлеты с овощами, Дубравин сглотнул слюну.

Они сняли верхнюю одежду. И служка куда-то ее унес.

Пока хозяина не было, Александр принялся оглядываться, оценивать место: «Если бы не многочисленные иконы, то можно подумать, что здесь расположился модный адвокат или директор солидного музея!»

Его внимание привлекла небольшая изящная Библия с бронзовой резной застежкой и такими же бронзовыми прелестными изображениями крылатых серафимов по углам. Он долго вглядывался в лик Христа в центре переплета. И даже рискнул взять в руки этот маленький шедевр книгоиздания.

Хозяин кабинета вошел неожиданно. Молодой, рыжебородый, волосы расчесаны на прямой пробор. Ряса тонкого, хорошего сукна. Видно, что человек грамотный и интеллигентный.

Поздоровались. Рюриков представил их друг другу:

— Александр Алексеевич — наш сторонник, медиамагнат! Я вам о нем рассказывал. Хочет поучаствовать в великом деле отрезвления русского народа! — И к нему: — Игумен Фотий, настоятель этого подворья, мой духовник, председатель церковной комиссии по борьбе с пьянством и алкоголизмом.

— Скорее не по борьбе, а за трезвый образ жизни мы ратуем. Пришло время выступить… Впрочем, что я вас держу на ногах? Прошу к столу.

Настоятель прочитал короткую молитву.

Все расселись.

Дубравин сразу потянулся за хлебом, начал мазать корочку маслицем. Отец Фотий, кивнув на стоящую на столе бутылку красного чилийского вина, чинно предложил:

— Может быть, по бокальчику? За знакомство! За почин!

Дубравину стало неловко:

— Как-то не очень здорово будет. Дело, ради которого мы собрались, благое. Бороться с повсеместной пьянкой. И начинать его с бокалом в руках как-то не того…

Его поддержал и Петр Андреевич:

— Н-да! Наверное, не очень!

Игумен — человек интеллигентный, не настаивал:

— Ну конечно! Но поесть не помешает. Разговор долгий.

«Хлеб да каша — пища наша». Монахи в еде толк знают. И креветки прямо тают во рту.

Наконец губернатор, отставив в сторону прибор, заговорил о том, для чего они и собрались:

— Вот мы с Александром Алексеевичем затеваем дело. У него возможности в прессе. А область готова организовать общественность на поддержку. Все вроде готово. Ждем отмашки от церкви. Почина!

— Вот это здорово! Это хорошо! Тогда вы вступайте в нашу организацию — «Общее дело»! — предложил настоятель.

— Мы хотим назвать нашу областную организацию не «Общее дело», а «Трезвое дело». Но, в принципе, задачи те же! — заметил Рюриков.

— Ну что ж, пусть так! Важно не название. Пьют много! И как будто напрочь забыли, что даже в годы горбачевской антиалкогольной кампании, при всех ее перегибах и переломах, у нас резко упала смертность. И поднялась рождаемость — так, что Россия тогда получила дополнительно полтора миллиона ребятишек. А что сейчас? Сами знаете! Пьянка опять повальная! Надо переломить этот тренд! — горячо произнес свою тираду отец Фотий.

Пока он говорил, Дубравин чувствовал, с одной стороны, радость оттого, что теперь он не один, что есть еще люди, которые готовы вместе с ним побороться за свой народ. А с другой — он ощущал скорбь и тяжесть в сердце. И появилось это недавно. С вестью о том, что старший брат его Иван «допился до чертиков». И умер, не дожив даже до пенсии.

Он и до этого размышлял обо всем происходящем на Руси великой. Несколько раз разговаривал с разными людьми на тему о том, что надо «пьянку прекращать». Иначе быть беде. Но натыкался на явное непонимание. Один очень большой человек так и заявил ему в сердцах:

— Вы что, сдурели?! Да наш народ на вилы поднимет того, кто попытается запретить ему пить! Забыли о Горбачеве?