Российский бутерброд - Геннадий Смирнов Страница 2

Михал Михалыч промокнул обнажённые части головы носовым платком и, нервно скомкав, засунул его в боковой карман пиджака. Заметив нервозность в поведении собеседника, Иван Иваныч решил несколько его приободрить, продолжив, но уже более доброжелательно, – но делать это они будут не оттого, что убеждены, что ваши убеждения наносят ущерб их собственным убеждениям, которые должны быть эквивалентны убеждениям Партии, то есть её руководству. А потому, что если они этого не сделают, то все поймут, что их убеждения тоже отличны от декларируемых ими же самими убеждений, на которых базируется убеждение всей Партии, считающей, что её убеждения являются для всех членов и не членов истиной в последней инстанции и руководством к действию. Михал Михалыч тряхнул головой, как после тяжёлого сна и вопросительно уставился на Иван Иваныча.

– Что, не совсем понятно? – Поинтересовался тот, внимательно взглянув в глаза Михал Михалыча. – Ну да… попытаюсь разъяснить более доступно, в двух словах. Короче, все, кто в Партии, особенно на вершине вертикали и около неё, находятся там совсем, или не совсем по убеждению.

– Ну-у-у? – с тяжёлым придыханием выдавил из себя Михал Михалыч.

– Я думал, что Вы, извините, убеждены, что это, простите, не так.

– Ваш, с позволения сказать, коллега по убеждениям относительно Иосифа Виссарионовича, тоже так думает, может быть даже уверен. Иначе, зачем бы он постоянно долдонил, что Партия взяла самое худшее из той, что в течение более, чем семидесяти лет была «руководящей и направляющей». А именно – беспринципность, то есть отсутствие убеждений у тех, кто должен довести эти отсутствующие убеждения до масс и убедить их в правильности этих убеждений. Тьфу ты, опять…достали эти убеждения. Короче, – это когда призывают делать одно, а сами делают совсем наоборот и думают, что этого никто не видит. Вот, – выдохнул Иван Иваныч, – теперь понятно?

– Ну, в общих чертах. А можно вопрос?

– Ну конечно.

– А зачем тогда нам такая, извините, Партия? Куда она нас заведёт?

– Ну, «это элементарно, Ватсон», – извините за некоторый плагиат. В этом же её основная ценность! Вы, что же, думаете та, при историческом материализме, была другой? То есть, что там убеждённых было больше? Ну, может быть на начальном этапе – чуть-чуть, а потом…

На кого она опиралась? На бедняков. А кто такие в то время были бедняки? А были они, по большей части, бездельники и пьяницы – лежащие на печи Емели и мечтающие о «щучьем велении». Однако вовсе не для того, чтобы оно дало им больше земли, лошадь, новый плуг, а для того, чтобы по их хотенью они также лежали на печи, но более новой и тёплой и не с подведённым от голода брюхом, а сытыми и пьяными. И что, вы думаете, став активными членами и руководителями той Партии, борющейся за освобождение всего человечества от буржуазных предрассудков, они от этих предрассудков отреклись? Ну, конечно же, нет! Они стали использовать, как мы говорим, служебное положение в личных целях, то есть для удовлетворения своей мечты – тех самых буржуазных предрассудков. При этом они тщательно маскировали эти свои убеждения, убеждая других бороться за партийные убеждения. Ну, блин, опять эти ваши убеждения – бросил в сердцах Иван Иваныч.

– Но почему мои? – На автомате парировал Михал Михалыч, и сам испугался своей дерзости.

– Да потому, что вы тут начали про свои убеждения, – не заметив фамильярности собеседника, и уже более миролюбиво сказал Иван Иваныч.

– Но Вы меня сами…

– Ну хорошо, хорошо, – устало произнёс Иван Иваныч. – Ладно, пусть убеждения. Так вот, в нашем случае отсутствие убеждений или их несоответствие официальной линии Партии – есть беспринципность. Здесь – то мы и подходим к ответу на вопрос, который вас так смутил. При этом Михал Михалыч напрягся, изображая само внимание. Иван Иваныч же, не глядя на него, продолжил. – Я имею ввиду ценность отсутствия убеждений или беспринципности. Я говорю сейчас не о том, что видно всем, а о том, что видим Мы. Для нас сейчас чем хуже, тем лучше. Хм, где-то я это уже слышал или читал.

– Это наверно Владимир…

– Какой Владимир? – встрепенулся Иван Иваныч.

– Ильич, Ульянов, Ленин – робко закончил прерванную начальником фразу Михал Михалыч.

– Ну да, ну да, – кивнул в знак согласия Иван Иваныч с некоторым облегчением. – На чём я остановился? Надо систематизировать мысли, а то вы меня совсем запутали вашими убеждениями, принципами…

– Чем хуже… – начал тоном подсказчика стоящему у доски ученику Михал Михалыч.

– Ага. Так вот. Беспринципной Партией, я имею в виду всех сверху до самого низа, очень легко управлять. Ей же всё равно, что делать, куда идти и вести за собой: скажем Мы в капитализм – поведёт в капитализм, скажем в коммунизм или ещё куда-нибудь – поведёт туда. Для неё ведь главное правящей быть, при власти находиться, а какая будет власть – это ей всё равно.

– Так, если она правящая, то, стало быть, она всем правит, а Вы говорите… – удивлённо произнёс завороженный выводами Иван Иваныча собеседник.

– Михал Михалыч…, так и хочется сказать, как в «Бриллиантовой руке» – Семён Семёныч… ну вы как сегодня родились. У вас же в городе не одни выборы прошли. Ладно, на сегодня хватит, у меня ещё других дел выше крыши. И, шутливо погрозив пальчиком уже поднявшемуся из кресла Михал Михалычу, добавил – всё таки разберитесь с вашими плакатами, – кто там победитель, а кто просто так.

– Есть! – По-солдатски гаркнул тот, чуть не щёлкнув каблуками. Иван Иваныч снисходительно поморщился, но Михал Михалыч, не замечая его реакции, уже более тихо, придавая голосу максимум конфиденциальности, поинтересовался – А если спрашивать будут зачем я у Вас был…

– А прочему это кто-то должен спрашивать? – насторожился Иван Иваныч.

– Ну, мало ли. Может кто-нибудь заинтересуется, – неуверенно произнёс Михал Михалыч, осторожно протискиваясь между креслом и приставным столиком, к выходу.

– Вот вы и расскажите потом, кто интересуется. До свидания, – подытожил Иван Иваныч, слегка прихлопнув ладонью правой руки по крышке стола, давая понять собеседнику, что разговор на сегодня окончен.

Дверь кабинета бесшумно закрылась. Его хозяин откинулся на спинку кресла, упёрся затылком в массажный подголовник и закрыл глаза.

– Вот хитрющий старикан! Не так он прост, как кажется, вернее, – хочет казаться. Его без хрена не сожрёшь: он ещё кого угодно купит, продаст, опять купит и продаст, но уже гораздо дороже. «А если спрашивать будут…» – передразнил про себя Иван Иваныч недавнего посетителя. Прекрасно ты знаешь, что никто не спросит, и также прекрасно понимаешь, что лучше бы спросили, потому что ответы у тебя – сплошные козыри. Тебе этот визит, как манна небесная, как выигрыш в лотерею, в некотором роде, оберег. Да ладно, Бог с ним, пусть поживёт, может ещё пригодится.