Счастливая семья - Маша Трауб Страница 2

– Андрюш! – иногда вскрикивала мама, и папа покорно шел в комнату. Этот крик означал, что очередная коробка заполнена и ее нужно подписать.

– А ты сама не можешь? – неосторожно спросил папа.

– У тебя почерк лучше. Пиши! – рявкала мама и диктовала перечень упакованных предметов.

Когда мама продиктовала: «Васина коллекция монет, мои драгоценности, духи, документы», – я не сдержался.

– Мам, может, не стоит так уж прямо писать, что лежит в коробке?

– Почему? – удивилась мама.

– Потому что сразу понятно, что брать.

– Да, ты прав. Нужно придумать что-нибудь обтекаемое. – Мама потянулась за очередным куском пиццы. – Давай напишем: «Очень нужные и важные вещи». Папа в это время зачеркнул первую надпись и принялся каллиграфическим почерком выводить новую.

– Пап! Пап!!!

– Что? – Папа вздрогнул. Он настолько привык слушаться маму, что иногда я начинаю за него беспокоиться.

– Посмотри, что ты написал!

– Что? Запятую не поставил? – разволновался он.

– При чем тут запятая? Мама хочет облегчить жизнь ворам!

– Да, действительно. Нужно написать что-то общее, – согласился папа и с тоской посмотрел на пиццу, которую доедала мама. – Давай просто напишем: «вещи, разные».

– И как я пойму, какие именно? – воскликнула мама.

– Тогда не знаю, – сказал папа. – Придумай сама.

– Вот все на мне! Абсолютно! Почему мне никто не помогает?

– Потому что лучше тебя никто не сделает, – сказал папа почти честно. Но маме этого хватило. Она забрала у папы маркер, и вскоре в комнате появились коробки, на которых вообще нельзя было разобрать буквы – мама писала так, как пишут врачи в справках и рецептах. Еще она очень любит сокращения и аббревиатуры.

– Мам, что это значит? – спросил я.

На коробке было написано «С-да и пр».

Мама долго вглядывалась в надпись и наконец догадалась:

– Сковорода и прочее! Значит, там еще чайник, блендер, ну и что-то еще.

– А это что значит? – Я указал на коробку, на которой было написано «НБЖМД».

– Разве не понятно? – удивилась мама. – Нижнее белье, женское, мужское, детское. Ну, пижамы всякие, халаты… Не мешай мне! И попроси папу – пусть достанет еще один чемодан.

Поскольку мы уезжали надолго и в известном только маме направлении, чемоданов не хватало. Я хотел спросить, зачем мама положила в сумку, которая была предназначена для перевозки ручной клади в самолете, выходное платье Симы, мой пиджак, который я надевал один раз, когда мне вручали грамоту, и папин официальный костюм, но папа меня опередил.

– Зонты. Обязательно надо взять зонты, – сказал он, – обещают дожди.

– Хорошо, – согласилась мама.

– Трех хватит? – обеспокоенно спросил папа.

В результате в чемодане оказалось четыре зонта – Сима, которая увидела, как папа складывает свой, мамин и запасной зонт, на тот случай, если один сломается, притащила свой личный зонтик. Зато удалось убедить маму, что в аэропорту и на острове нам не понадобятся вечерние наряды. Мама переложила все это в коробку и подписала: «Красота разная!»

Чемоданов получилось пять, один из них занимали мамины припасы – гречка, овсянка, кофе… Это мамин НЗ – неприкосновенный запас. Куда бы наше семейство ни отправлялось, пусть даже на несколько дней, мама считала, что мы ни дня не сможем прожить без утренней каши, а она уж точно не проживет без кофе.

– Я очень устала, – сообщила мама за ужином, когда коробки были собраны и заклеены и только чемоданы стояли, раззявив внутренности.

Когда она говорит таким голосом, это означает, нужно ждать продолжения. Странно, что папа этого так и не понял. Поэтому продолжал есть, глядя в компьютер. Его больше занимал процент влажности в разных регионах острова, особенности ландшафта и среднесуточная температура по месяцам.

– Так вот… – продолжала мама, – поскольку я очень устала и у меня не осталось никаких сил, было бы неплохо, чтобы с нами на остров поехала еще какая-нибудь женщина. Чтобы помогать мне с домом и Симой. Да?

Папа, погруженный в графики и сводки погоды, машинально кивнул.

– Какая женщина? – спросил я.

– Я сразу подумала о Наталье Ивановне.

Мама взяла многозначительную паузу.

– Тетя Наташа с нами поедет? – уточнил я.

– Да, – подтвердила мама.

– Кто с нами поедет? – спросил папа.

– Наталья Ивановна. У нее сейчас сложный период в жизни, и ей нужно развеяться. Я не могла ей отказать.

Наталья Ивановна считалась нашей двоюродной бабушкой или троюродной тетей, ведь никто, даже мама, точно не мог сказать, кем именно она нам приходится. Дальней родственницей. Седьмой водой на киселе. Наталья Ивановна настолько любила маму, что ни в чем не могла ей отказать. Хотя она вообще никому не могла отказать, поэтому кочевала от родственников к родственникам, помогая с детьми, по хозяйству и все время переживая сложные периоды и необходимость развеяться, чтобы «забыть» предыдущий сложный период. Двоюродные и троюродные племянницы, внучатые племянники, четвероюродные внучки Натальи Ивановны, которая для всех была тетей Наташей, были разбросаны по всему свету. Она кочевала из города в город, была легка на подъем и последние лет двадцать мечтала осесть на одном месте. Прирасти корнями. Но, выбрав почву, быстро начинала скучать и тайком звонить родственникам, выясняя, у кого кто родился, кому нужна помощь по хозяйству.

– Значит, дядя Боря тоже едет с нами? – спросил я.

– Естественно, – ответила мама.

Дядя Боря был мужем Натальи Ивановны. И куда бы она ни отправлялась, он покорно следовал за ней. И если Наталья Ивановна считалась неприхотливой, то дядя Боря был еще более неприхотлив. Для жизни ему хватало закутка с телевизором, крошечного столика и отдельной раскладушки, поскольку Наталья Ивановна давно не спала в одной кровати с собственным мужем. Помимо телевизора, который мог показывать всего одну программу – на любом языке, фонить, идти рябью и даже быть черно-белым, дяде Боре требовался запас журналов с судоку, желательно значительный. Дядя Боря – физик по профессии – щелкал судоку как семечки, «приканчивая» журнал за вечер. Высшим наслаждением для него были задачки по бриджу, которые достать было сложно. И тете Наташе приходилось выставлять родственникам райдер с обязательными требованиями – раскладушка, телевизор, судоку, бридж. Не все родственники были к этому готовы, поэтому тетя Наташа страдала, но от райдера не отступала.

– Я ж не для себя! – говорила она, что было чистой правдой.

Несколько лет назад тетя Наташа завела себе брехливую болонку Жулю, у которой был свой собственный райдер – она ела особенные консервы, сухой корм, терпеть не могла стричь ногти и отличалась вздорным характером. На фоне Жули дядя Боря выглядел сущим ангелом. Когда тетя Наташа приехала к очередной пятиюродной племяннице, которая смогла выполнить все требования – сухой корм, судоку, телевизор, стрижка, – Наталья Ивановна решила, что есть в жизни счастье. Но в первый же день пребывания – а тетя Наташа была вызвана к трехлетней дочке племянницы в качестве няни – у малышки случилась истерика. Девочка, как оказалось, панически боится мужчин и собак. Причем собак больше. Но если они идут в наборе с мужчинами, то для малышки это сочетание непереносимо. Девчушка, только начавшая говорить, «регресснула» и замолчала. Она забивалась в угол и начинала плакать, едва завидев Жулю, которая шла к миске с дефицитным особенным кормом, и заходилась в истерическом плаче, стоило дяде Боре посадить ее на коленки и поиграть в «по кочкам, по кочкам, по маленьким дорожкам». Эту игру любил не только дядя Боря, но и Жуля – на каждое «по кочкам» она разражалась суетливым лаем, а на «в ямку бух» начинала выть, доводя девочку до заикания, захлебывания слезами и икоты. Тете Наташе пришлось отказать от дома. Тетка, надо признать, не обиделась, а рассудила здраво – Жуля одна, а родственников много. Значит, проще избавиться от Жули, чем от работы. И в тот же день отдала болонку в добрые руки. Тетю Наташу эти добрые руки не особенно беспокоили – отдала и отдала. Даже не потрепала по загривку на прощание. И в мокрый нос не чмокнула. Зато дядя Боря потерял сон – он боялся, что его постигнет та же участь, что и Жулю. Отдадут в добрые руки, если вдруг у кого-то из родственников начнется на него аллергия. Тетя Наташа и не скрывала своих планов. Правда, оказалось, что собаку пристроить легче, чем мужа.