Повелитель снов - Масахико Симада Страница 2

И потом, какая связь между аналитиком по ценным бумагам и сыщиком? Неужели она думает, что я ничем не отличаюсь от шпика или осведомителя?! Да еще просит разыскать собственного сына. На мгновение Майко представила мадам Амино впавшей в старческий маразм, почему-то с головой бодисаттвы Мироку. [2]Впрочем, для маразма, пожалуй, рановато лет этак на двадцать.

– Сколько лет мадам Амино?

Шофер немного сбавил скорость и, прикинув в уме, ответил:

– Думаю, ей уже есть пятьдесят два. Но выглядит она на тридцать с небольшим. И кожа у нее очень гладкая.

Наверняка пьет кровь молодых ласточек. Наилучшее омолаживающее средство. А может, мадам – лесбиянка? Под предлогом поисков сына хочет заманить меня в свой гарем? Не знаю почему, но мадам очень подходит образ хозяйки лесбийского цветника. Меня нарядят в мужскую одежду. Надушат тем же одеколоном, что и у шофера. И придет же такое в голову!

– Вам идет этот запах.

– Премного благодарен. Говорят, он очень хорошо сочетается с запахом табачных смол. Хозяйка часто дарит мужчинам одеколон.

Бойфренд Майко, с которым она встречалась в старших классах, не пах ничем. Как бы он ни потел, от него всегда исходил запах свежевыстиранных рубашек. Она не могла по запаху ощутить его присутствие, и ей страшно этого не хватало. В конце концов, ей начало казаться, что она встречается с куклой или привидением. С тех пор у нее обострился нюх на запах мужского тела. Пройдя мимо мужчины, она могла определить, давно ли тот занимался сексом. Из-за этого немного досаждавшего ей свойства физиологические симпатии и антипатии выходили на первый план. А привычка всюду совать свой нос заставляла обжигаться вдвойне. Она и вульгарной могла показаться исключительно из-за своего нюха. Постепенно превращалась в собаку, начиная с кончика носа.

«Просветленная ночь» закончилась, зазвучал Струнный квинтет Моцарта К 406. К концу второй его части они добрались до особняка мадам Амино. Майко вышла из машины, и тут же морской ветер заиграл ее волосами, даря им запах и влажность моря.

Как давно я здесь не была. Помню эти двери. С вырезанной фигуркой лошади на скаку. За дверями должна быть просторная прихожая с антикварным турецким ковром. На лестничную площадку зачем-то была поставлена двухметровая игрушечная Годзилла. От нее пахло потом и плесенью. Шофер проводил меня до прихожей. Послышался четкий ритм шагов: та-та, та-та. Кто это, интересно? Топает по персидскому ковру с узором в виде древа жизни.

Майко остановилась в нерешительности, а этот ненормальный, видимо, почувствовав, что на него кто-то смотрит, обернулся.

Где-то я его видела!

– Госпожа Майко Рокудзё, – услышав голос шофера, мужчина покивал головой, как дятел, и протянул Майко руку. Горячая шершавая ладонь, сладкий запах одеколона…

– Куби Такэхико. Я – в некотором смысле воспитанник мадам Амино. Это я вам звонил на днях.

Вот уж и представить себе не могла, что встречусь с писателем, который сам себя называл молодым талантом… Интересно, это мадам Амино подстроила? Он довольно-таки сильно изменился, если сравнивать с фотографией на обложках книг пятилетней давности. Только светло-карие, как у койота, глаза остались прежними, полными мистического экстаза, ни с кем не перепутаешь.

– У меня появился еще один вопрос к мадам Амино.

– Вот как? И какой же? И почему один? Задавайте как можно больше. Хотя меня-то ваши вопросы все равно, наверное, не касаются. Впрочем, ладно. Мадам ждет, пошли скорее к ней в комнату. Я здесь еще и секретарь ее.

Майко пока решила не говорить, что была поклонницей Куби Такэхико, лучше потом в одиночестве тихонько посмеяться над этим, наслаждаясь неожиданной встречей с чудаковатым писателем. Ее проводили в большую комнату для приемов, где она когда-то развлекала публику, будучи мисс Сёнан. К комнате примыкала похожая на огромную яхту терраса, выходящая на море. В центре комнаты стоял большой круглый стол с тремя стульями. Мадам Амино сидела за столом и пила аперитив. Белое атласное платье подчеркивало формы ее тела.

– Что ж, добро пожаловать. Сколько лет прошло… Ты стала очень элегантной и, кажется, немного похудела. Садись. Что будешь пить? Извини, что ни с того ни с сего предложила тебе такую странную работу. С чего же мне начать? Перед твоим приходом я все время думала об этом, целых четыре коктейля «Тио Пепе» выпила. А ты что будешь?

– «Тио Пепе». Извините, что два года не давала о себе знать. Как ваше здоровье?

– С ногами у меня не очень, выезжать куда-либо становится обременительным. Если не делать раз в три дня массаж, то даже на улицу не могу выйти. Человек начинает стареть с ног.

– Я – третья нога миссис Амино. Эй, налей мне бурбону! И музон поставь. Начинаем рассказ о жизни миссис Амино, так что выбери что-нибудь посопливей, – ненормальный с криками начал бегать вокруг стола.

– Помолчи!

– Что за наглость! Если меня просят заткнуться, я до самой смерти не произнесу ни словечка. Суки!

Майко не могла понять, что за шоу перед ней разыгрывают, и от этого ей становилось не по себе. Она взглянула на глаза разъяренного Куби Такэхико и пришла в ужас. Разорванные на две половинки черви копошились за его веками.

– Как тебя… вроде бы Майко? Когда я встречаю таких умненьких, пышущих здоровьем красоток, как ты, мне кажется, что я взял джек-пот в игральном автомате. Силы и бодрость так и хлещут. Будь я свободен, похитил бы тебя, а с миссис Амино выкуп содрал.

– Вы пьяны?

– Извини, пойду остужу голову немного. Жарко здесь. Эй, принеси мне бурбону поскорее! – прокричал Куби Такэхико, повернувшись к кухне, и вышел на террасу. Похоже, он еще не выздоровел. Лицо бледное. В голове у него как будто завелись черви и тараканы, и ни о каком творчестве он даже и подумать не мог. Мозг Куби Такэхико превратился в мусорную свалку. Бывший талантливый писатель не вызывал у Майко сочувствия, и она решила хотя бы из вежливости делать вид, что его не замечает.

– Совсем от рук отбился. Небольшие вольности здесь позволяются, но не соблюдать правил приличия – это уж последнее дело. Майко, позволь мне извиниться за Кубитакэ.

– Ничего страшного, я не обиделась. Лучше расскажите мне, почему писатель Куби Такэхико живет у вас? Он сказал, что он ваш «воспитанник».

Горничная-филиппинка с невыразительной внешностью принесла аперитив и закуски. На террасу – бутылку бурбона.

– Воспитанник, секретарь… Он ни то и ни другое. У него более странные функции. Знаешь, в барах оставляют недопитую бутылку со своим именем. Вот и у него такая роль.

– Жиголо?

– Не совсем. Жиголо – это профессия. А Кубитакэ не обязан спать со мной.