Возвращение Эмануэла - Клаудиу Агиар Страница 2

Я уже толком не помню человека, указавшего мне дорогу, ведущую к Виа Дутра — шоссе, по которому почти все приезжают в Сан-Паулу или покидают его. Но, так или иначе, я шел по этому шоссе. Мелкие заботы, обычно переполняющие наши головы, улетучились. Так бывает, когда возникают более серьезные проблемы. На самом деле я вступал на совершенно новую стезю, забыв даже совсем недавнее прошлое. Все было подчинено одному единственному, не поддающемуся рациональному объяснению порыву, — идти вперед!

Мои глаза светились в ночи. Казалось, что за спиной наконец осталось самое страшное — агония прозябания там, куда я никогда не должен был уезжать.

Шаги, повинуясь какому-то импульсу, задававшему движение всем частям тела, иногда все же сбивались с ритма. Причиной могла быть сама одержимость желанием добраться до цели во что бы то ни стало, хотя бы пешком. Это было похоже на стремление как можно скорее покинуть место преступления и само по себе могло все осложнить, поскольку в такие минуты безотчетно поступаешь точно так же, как это делают беглецы. И невольно охватывает уныние. Ведь подсознательно чувствуешь, что одержим отчаянием. Людям это кажется подозрительным, и не имеет никакого значения, что ты не совершил ничего плохого. Может быть, как раз поэтому меня особенно угнетало, что будучи человеком порядочным и честным, обладающим правом спокойно идти куда вздумается, я выглядел как преступник, одолеваемый страхом.

Эту навязчивую мысль, полностью овладевшую мной под давлением какого-то злого рока, вопреки всем моим стараниям, не удавалось выбросить из головы. И наихудшим, как я понимаю сейчас, был именно страх. Страх, вызванный опасениями, что на меня будут смотреть с подозрением, независимо от всего моего прошлого, руководствуясь лишь предрассудками, подрывающими нашу веру в человеческую добродетель. Есть нечто, что, проявляясь бессознательно и отражаясь в машинальном жесте или мимолетном взгляде, выдает нас, заставая врасплох. Речь идет о едва уловимых деталях, которые точно и даже не без удовольствия схватывают старые, опытные полицейские, как правило, преувеличивая их значение. А в результате множество невиновных отбывают срок вместо закоренелых преступников.

У меня не было причин оправдываться, тем не менее не удавалось избавиться от страха как такового. Меня пугало все: будь то приближавшийся издалека свет фар или протяжный сигнал автомобиля. В эти мгновения я забывал, что подобные вещи всегда происходят на шоссе. Но все же я шел, продвигался вперед.

Какие тайные силы пробуждают одновременно смелость и нерешительность, вызывают энтузиазм и чувство беспомощности при встрече с неизвестностью? Я не знал и не знаю этого. Просто место, где я не мог продолжать жить, было отделено от желанного спасительного крова расстоянием, которое ноги отчаянно стремились преодолеть, вопреки сопротивлению холодной земли и шершавого асфальта. При этом рождалась стойкость, не зависящая от физических возможностей тела.

Нечто таинственное вело меня. Что это было? Не знаю. Сознание не контролировало, иду ли я по земле или ступаю в пустоту разверзшейся бездны, привыкшей пожирать автомобильные шины, а порой и что-то живое. Все казалось зловещим.

Иногда я сворачивал с асфальта и шел по обочине. При соприкосновении подошвы с песком создавалось впечатление, что я достиг предела своих возможностей. Каждый сантиметр продвижения вперед, как на олимпиаде, означал приближение к победе. Я имею в виду прибытие, конец пути. Но сбившиеся шаги в ночи отнюдь не радовали, а лишь заставляли снова и снова лихорадочно подсчитывать: сколько я делаю их в минуту? Сколько минут нужно, чтобы пройти один километр? Сколько часов в день я смогу идти? Сколько километров осталось до рассвета? Сколько дней я смогу так выдержать? И, наконец, где я буду отдыхать? Куда иду?