Смотрящие вверх (сборник) - Владимир Исаев Страница 2

Человек, озираясь, полез в бочку. Дело в том, что недавно таким вот образом дед возил в посёлок блатного на «свиданку» с любимой женщиной. Разрабатывали самовол долго и тщательно, и в тот раз всё прошло без осложнений.

С остановками на передышку дед привёз беглого в посёлок. И только глубокой ночью в мешке принёс его в дом. Надо заметить, что в то время побег из лагерей было делом исключительным, и не дай Бог, если кто-то поможет беглецу.

– Николай, да ты с ума спятил! Перестреляют же вместе с этим дураком, ей-богу, перестреляют! – тёща в истерике голосила полушёпотом, пока двое мужиков вскрывали полы на кухне.

Наспех выкопав яму под кухней и постелив одеяло, спрятали беглеца.

– Тебя как зовут? – дед выравнивал гвозди. – За что сел?

– Николай я, пятнадцать дали за растраты, бухгалтером был в Севастополе.

– После Крыма здесь, поди, не жарко? Ладно, жить будешь в этой яме. Искать будут до весны – как пить дать. Надо бы переждать эту суету…

Облавы, и правда, были все три месяца. За это время мужики прокопали подземный ход к речке, куда беглый Николай ночью выходил погулять и подышать свежим воздухом.

Весной дед умудрился женить беглеца Николая на местной поварихе Зине и выправить ему паспорт. Конечно же, ни о каком возвращении на родину в южные края и речи быть не могло. Поэтому беглец Николай со своей новой женой подался мыть золото на Алдан. Где и пропахал семь лет, накопив неслабые деньги: мы гостили у него целый месяц в Севастополе с родителями в 1980 году. Огромный белый каменный дом с персиковым садом; интересно, кто там сейчас живёт? В то время для нас это был двоюродный брат деда Коли – Николай…

II

Карты давно заброшены, и я, открыв рот, слушал деда. Почему? Да потому что это был единственный человек, который ничего и никого не боялся. Ну, я так думал тогда. Да и сейчас так думаю, если честно.

Была одна история, когда пьяный дедовский сосед погнался за своей женой с топором. Ну, знаете, не сошлись они характерами в тот день. А топор – вот он, всегда под рукой. В общем, баба бежит и орёт, а следом летит огромный пьяный битюг с лозунгом «зарублю!». Именно такие семейные разногласия и увидел Николай, случайно выйдя в огород. Что бы сделал сейчас человек, оказавшись в такой ситуации? Ну да, спрятался бы в кустах, снял это дело на мобильник и выставил на «YouTube». А вот Николай, перемахнув через забор, с голыми руками побежал навстречу соседу.

Когда между ними оставалась какая-то пара метров, дед всем телом сделал резкий бросок в ноги. Словно неудачная резиновая кукла, битюг кубарем покатился по свежевскопанному огороду, а Николай, подобрав отлетевший в сторону топор, не спеша подошёл к нему и добавил с левой, для страховки.

– Это что… вот в рукопашной… на войне, девчата, было куда веселее, – отвечал на восхищённые взгляды закуривший «Беломор» Николай.

Так вот, о войне. Это была особая тема. И говорил дед о ней только в День Победы. Мы всегда приезжали всей семьёй, чтобы поздравить его, ну и, конечно, послушать. Рассказывал дед Николай очень интересно: помнил каждую мелочь – все четыре года и два месяца – от Бреста до Маньчжурии.

Как правило, утро девятого мая начиналось с примерки костюма с орденами и медалями, коими война деда Колю не обидела: орден Красной Звезды, орден Славы третьей степени, орден Великой Отечественной войны, медали «За победу над Германией», «За победу над Японией» – многое я не помню, но эти были точно. Далее выступление на линейке в школе №2, возложение венков и встреча с ветеранами. А потом, уже в тесном кругу семьи, начинался рассказ о войне…

Призвали Николая из села Первомайского, что в Ставропольском крае, в 1939 году в Брестскую крепость. Уходил на три года: с конём и шашкой, как настоящий казак.

После долгих дней пути он, как и другие новобранцы, прибыл в крепость. Глубокой ночью их привели в казарму и приказали лечь на свободные места.

Утром командир увидел, что один из новобранцев спит на кровати с табличкой «На этой кровати ночевал народный комиссар В.М. Молотов». Всех в срочном порядке выстроили на плацу. Мальчишку, неудачно выбравшего место для ночлега, здесь же приговорили к высшей мере – расстрелу. Из строя выбрали десять новоиспечённых солдат: в эту десятку попал и Николай. Всем раздали по винтовке и строем повели к кирпичной стене. Командир сказал, что перед нами враг народа и если кто не выстрелит или промахнётся (попадания потом считали), то будет стоять на этом же месте. Так Николай впервые убил человека. Позднее оказалось, что Молотов там не ночевал, а проезжал мимо, но командирам уж очень хотелось иметь в части «святое» место – вот и придумали кровать. Ну, а покушение на «святое» и каралось соответственно.

– Перед самой войной нам доверяли ходить «за языком», – дед наливал из графина вино, но меня пропускал: мал ещё. – Немцев было вокруг, что грязи в Сальске! Выдавали на троих винтовку и один патрон – больше не было. Мы подкарауливали какого-нибудь фашиста и брали в плен. Как игра, что ли, была такая: немец с удовольствием сдавался и рассказывал на ломаном русском, что нам скоро конец. Не обращая внимания на эти россказни, мы вели его к командиру, предварительно оторвав пуговицы на ширинке – связывать-то было нечем! А так, держа штаны в руках, далеко не убежишь; если вообще сможешь бежать. Командиры допрашивали языка и, слыша одно и то же в сотый раз, отпускали немца восвояси. Назавтра взятие пленных начиналось по новой.

Но двадцать второго шутки закончились и начался ад. Ранним утром мы повыскакивали из казарм и, как тараканы, побежали со всех ног кто куда. Свист и вой бомб сводил с ума тех, кто ещё не успел оглохнуть, получить контузию, а то и просто разлететься на куски. Не знаю, кто как, но я бежал, не видя и не думая ни о чём, лишь бы подальше оказаться от этого ужаса! Через десять минут было уже непонятно: день сейчас или ночь – всё превратилось в жуткое месиво из земли, людей, кирпичей, воя и крика.

Вдруг меня чуть не сбил какой-то командир: он был весь в крови и орал не своим голосом. Прислонив ухо к его рту, я понял, что он кричит «Где водитель?» Недолго думая, кричу: «Я водитель!» Дело в том, что в те времена эта профессия была очень редкая, практически на вес золота. А меня в колхозе научили водить машину: я даже успел поучаствовать как-то в уборке урожая. Это и спасло мне жизнь – комиссар схватил меня за руку и буквально поволок к полуторке, в которую солдаты погрузили тяжелораненых и убитых. Прыгнув за руль, я надавил на педаль и помчал наугад. Каким образом – не знаю, но тогда из этого ада я вывез несколько десятков раненых солдат, командиров и какие-то секретные документы.

После долгих военных перипетий, в конце лета 1942 года, Николай оказался на Кавказе. Там отступающими частями советской армии пополняли горнострелковые дивизии и полки для одной из самых главных битв Великой отечественной – битвы за Кавказ. Ведь практически вся нефть в те времена добывалась в Баку и Майкопе – дураку понятно, что после захвата этих мест о дальнейшей войне можно было и не заикаться – полная и безоговорочная победа. Также перекрывался и южный путь через Иран, по которому шла помощь от союзников.