Свое счастье - Ирина Грекова Страница 2

— Дело не в окладе, — перебил Нешатов. — Я не знаю, что мне придется делать и способен ли я к этому. И вообще чем занимается ваш отдел.

Ган потер переносицу длинными, тонкими пальцами.

— Что значит старость. Я и забыл, что переговоры велись через Ольгу Филипповну. Вряд ли она могла вам дать четкое представление о тематике отдела. Я постараюсь вам объяснить, — он отключил телефон, встал и открыл дверь в соседнюю комнату: — Лора, дорогая, если мне будут звонить, солгите, что меня нет в институте.

Хорошенькая блондинка с тонко вздернутым носиком на прозрачном, облачно-бледном лице послушно кивнула:

— Хорошо, Борис Михайлович.

При кивке длинные, прямые, почти белые волосы изящно взметнулись и пали вниз; остроконечными пальцами она заложила за ухо отделившуюся прядь. Голосок — музыкальный, со звоночками.

Кроме Лоры, в той, соседней, комнате были еще люди, но Нешатов никого не успел разглядеть. Двое-трое мужчин, женщина в темном, бормотание внезапно прерванного спора…

Ган вернулся к столу и покойно сел. Плавные его движения, носовой голос убаюкивали, нянчили душу.

— В нашем распоряжении около часа. В половине четвертого я зван на некое пустопорожнее совещание. За оставшееся время успею вас ввести в курс дела, разумеется в самых общих чертах.

— Курить можно? — спросил Нешатов.

— А вы разве курите? Напрасно! Нет, вы уж меня извините, я попрошу вас никогда при мне не курить. Я органически не выношу табачного дыма! Правда, почти все мои сотрудники курят, и мне приходится все время открывать форточки, а я простудлив…

Нешатов взглянул на огромную форточку с косым крестом:

— Хорошо, не буду курить.

— Возьмите карамельку, — Ган открыл ящик стола. — Помогает. Когда-то именно так я бросил курить.

— Спасибо. Терпеть не могу сладкого.

— Очень жаль. Ну, так уж и быть, для первого раза курите. Разрушайте свое и мое здоровье. Ведь пассивное курение…

— Не трудитесь объяснять. Курить не буду. Я вас слушаю.

— Итак, Юрий Иванович, в общих чертах о нашей проблематике. Главное направление отдела — разработка новых способов общения человека с машиной, делающих возможным их оперативный диалог…

Нешатов нахмурился:

— Неясно. Пожалуйста, говорите со мной как с круглым невеждой.

— Охотно. Каждый из нас — невежда. Я виноват в том, что воспользовался общепринятым жаргоном, а не точной терминологией. У нас часто ради простоты и краткости применяют к машинам термины из области психологии. Например, сказать «память» проще и короче, чем «устройство для хранения информации». Сказать «общение человека с машиной» проще и короче, чем «передача информации от человека к машине и обратно». В свое время с похожим явлением боролся Павлов, строго запрещая своим сотрудникам говорить «собака думает», «собака чувствует». А вот на нас нет своего Павлова, мы запросто в разговоре очеловечиваем свои машины. Этот психологический жаргон…

— Дело не в жаргоне, — нетерпеливо перебил Нешатов, — и вообще, объявляя себя круглым невеждой, я, кажется, переборщил. Все-таки популярные брошюрки когда-то читал…

— Отлично, — невозмутимо сказал Ган. — Значит, вы знаете, что в настоящее время информация вводится в машину главным образом с помощью перфокарт, перфолент, магнитных лент и тому подобное, а выводится с помощью печатающих устройств. И что на ввод и вывод информации тратится время несравненно большее, чем на сами расчеты…

— Сейчас вы скажете, — перебил его Нешатов, — что все эти устройства служат как бы переводчиками с человеческого языка на машинный и обратно и что наша задача — научиться говорить с машиной без переводчиков?

Ган улыбнулся:

— Вы читаете мои мысли. Именно это я хотел сказать.

— Идея не новая. С этим возились уже лет двадцать тому назад, если не больше, и даже демонстрировали опытные устройства, выполняющие перевод. Я сам когда-то болел той же детской болезнью…

— Именно потому мы вас и пригласили.

— Напрасно. Ничего технически разумного я тогда не сделал. Примерно в то же время над проблемой бились Степанов, Карпов и другие. И тоже дальше эффектных демонстраций не пошли.

— Совершенно верно, — кивнул Ган.

— А как у вас? Неужели за последние годы вы не создали ничего путного, годного не для демонстрации, а для делового, рабочего применения? Так и остались на уровне популярной серии «Хочу все знать»?

— Отлично, одергивайте меня, одергивайте, — с явным удовольствием сказал Ган. — Нашего брата невредно иногда одернуть. Да, к сожалению, в науке есть праздники и будни. Праздник — появление новой идеи. Сама по себе она разумна, вполне осуществима. Сравнительно легко создаются опытные образцы, производящие иной раз огромное впечатление. Кажется, еще немного, и проблема решена. Не тут-то было. Начинаются терпеливые, неблестящие будни, продолжающиеся нередко годами, десятилетиями… Сначала кажется: все ясно, еще поднатужиться, «раз, два, взяли!» — и готово. А мы тужимся-тужимся целые годы, а воз-то, он и ныне почти там, где был. Взять хотя бы пресловутую проблему машинного перевода. Отчетов, научных работ написаны целые горы, диссертаций защищены сотни, а практического выхода почти нет. Но я вижу, что вам все это прекрасно известно и я зря пошел вам навстречу, говоря с вами как с круглым невеждой.

— Знать понаслышке о некоторых идеях — еще не значит понимать вопрос. Журналисты тоже, небось, наслышаны об идеях. Важна не идея, а способы ее осуществления.

— Рассуждаете как инженер. Это хорошо. Некоторые способы у нас намечены. Вы с ними ознакомитесь в рабочем порядке, на самих устройствах. Например, есть у нас неплохая установка для выполнения команд, поданных голосом, в несколько фантастическом оформлении, что даже помогло ей получить медаль на ВДНХ. Автор — Даниил Романович Шевчук. Слыхали такое имя?

— Нет. Учтите, что я несколько лет был оторван от науки, и вообще…

— Да, мы знаем о вашей трудной судьбе, — распустив губы, сказал Ган.

(Далась им эта трудная судьба! Каждый сукин сын берется меня жалеть.)

— Давайте без сантиментов, Борис Михайлович. Кажется, вы готовы в моем лице купить кота в мешке во имя каких-то моих прошлых заслуг, да и, что греха таить, — просто из жалости. Заслуг я не имею, в жалости не нуждаюсь. Знания, какие были (не очень много), я растерял, новых не приобрел. Начинать придется с азов, а память уже не та и здоровье не то. В общем, я вам не нужен.

— Мы знаем, кто нам нужен. Ученых-теоретиков в отделе пруд пруди, а толковых инженеров — раз, два — и обчелся. Идей множество, а доводить их некому. Тот же Шевчук Даниил Романович так и брызжет идеями, а исполнителей нет. Один инженер, да и тот средней квалификации, рвется в науку, хоть за фалды его держи, сдает кандидатский минимум, пишет диссертацию из отходов идей Даниила Романовича… Инженера понять можно: оклад маленький, жена, ребенок, единственный выход — кандидатская. Другой был, очень толковый, — переманили на высшую ставку. Надо бы группу Шевчука укрепить, например, вами…