Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир - Вики Майрон Страница 2

Помню чрезвычайно застенчивую женщину, которая очень трудно сходилась с людьми. Помню молодого человека, отчаявшегося найти работу. Помню одного бездомного, который, войдя в библиотеку, никогда ни с кем не заговаривал, а сразу шел искать Дьюи, сажал его себе на плечо (разумеется, на левое; почему-то Дьюи всегда усаживался только на левое плечо) и расхаживал с ним минут пятнадцать – двадцать. Мужчина что-то нашептывал ему, а Дьюи слушал, я в этом совершенно убеждена. И наш Дьюи всем им помогал своим вниманием и самим присутствием.

Но больше всего мне запомнились особые отношения Дьюи с детьми. Он обожал совсем маленьких детей, подходил к их коляскам и отирался рядом с самым довольным выражением мордочки, даже если они дергали его за уши. Он позволял только что начавшим ходить малышам тискать себя, тыкать в себя пальчиком и не пугался их восторженного визга. Он подружился с мальчиком-аллергиком, который очень горевал, что ему нельзя завести котенка. Он играл со школьниками младшего возраста, которые после школы проводили время в библиотеке, пока их родители были на работе, таскал у них карандаши и прятался в рукавах их курток. В «час сказки», которые мы еженедельно устраивали для детей, он обходил, касаясь своим пышным хвостом, каждого ребенка, затем выбирал одного из них, вспрыгивал ему на колени и сворачивался на них клубком – и должна заметить, каждую неделю это был другой ребенок. Да, конечно, Дьюи были свойственны типично кошачьи повадки. Он помногу спал. Не любил, когда его гладили по животику. Любил грызть резиновые колечки, которыми мы стягивали пачки абонементских карточек. Нападал на клавиши пишущих машинок (в то время у нас еще стояли пишущие машинки) и на клавиатуру компьютера. Обожал лежать на копировальном аппарате, потому что оттуда поступал теплый воздух. Забирался на светильники, висящие под потолком. Стоило открыть какую-нибудь коробку или ящик, и откуда ни возьмись появлялся Дьюи и запрыгивал внутрь. Короче, он делал то, что вообще свойственно кошкам, но у него это получалось гораздо эффективнее. Своим ласковым участием и любовью он помогал жителям Спенсера почувствовать красоту нашего замечательного города и великих равнин Айовы и проникнуться доброжелательным сочувствием друг к другу.

Вот в этом и заключалась магия Дьюи: в его поразительной способности распространять свою жизнерадостность и дружелюбие на каждого, кто переступал порог библиотеки, смягчая его отношение к невзгодам.

Каким образом он стал знаменитым? Исключительно благодаря его харизме. Я, конечно, старалась, чтобы его узнали в Спенсере, и вместе с ним стремилась изменить атмосферу библиотеки, сделать ее местом общения людей, а не просто хранилищем книг. И была поражена, узнав, что его полюбили даже люди, жившие за пределами северо-западной Айовы. Сначала изредка, а затем все чаще к нам стали наведываться люди, заинтересованные рассказами о каком-то необыкновенном коте. Первыми появились журналисты – из Де Мойна, Бостона, а также английские и японские. Затем стали приезжать посетители. Пожилая супружеская пара из Нью-Йорка, совершавшая поездку по стране на автомобиле. Познакомившись с Дьюи, они потом все годы его жизни присылали деньги на его день рождения и на Рождество. Молодожены из Род-Айленда, проводившие медовый месяц в Миннеаполисе, – оттуда до Спенсера четыре часа езды! Маленькая больная девочка из Техаса, уговорившая родителей преподнести ей в подарок поездку к Дьюи. Люди приезжали специально для того, чтобы увидеть Дьюи, проводили с ним какое-то время и уезжали, навсегда проникнувшись к нему любовью. Дома они рассказывали о нем друзьям, и те, в свою очередь, приезжали к нему в гости и, очарованные им, покидали наш городок, после чего нам вдруг звонили из какой-нибудь газеты в Лос-Анджелесе или репортер из Австралии.

Поэтому, когда Дьюи мирно почил после девятнадцати лет преданной службы общине Спенсера и его Публичной библиотеке, меня не слишком удивило, что посвященный ему некролог, появившийся в газете Су-Сити, был помещен как минимум в 275 новостных изданиях. И что в библиотеку хлынул поток сочувственных писем со всех концов света. И что сотни его почитателей расписались в книге соболезнований и присутствовали на импровизированных поминках. В течение двух месяцев со дня его кончины нас осаждали толпы репортеров и почитателей с просьбами рассказать о Дьюи. Но постепенно шумиха улеглась, и Спенсер вернулся к своей обычной, тихой и размеренной жизни маленького городка. И те из нас, кто глубоко и искренне любили Дьюи, смогли, наконец, предаться личной скорби. Знаменитый Дьюи ушел из жизни, но память о нашем друге Дьюи навсегда осталась в наших сердцах. В декабре, ранним морозным утром, я захоронила прах Дьюи в палисаднике перед окном детского отдела нашей библиотеки, на подоконнике которого он так любил сидеть, и со мной была только помощник директора. И думаю, Дьюи одобрил бы такие тихие и скромные похороны.

По тому, какое влияние оказал Дьюи на меня и сотрудников нашей библиотеки, я знала, что он не мог уйти бесследно, что он должен был оставить нам в наследство нечто важное и драгоценное. Ведь это он облегчил состояние больной девочки Кристел, он своим терпеливым сочувствием поддерживал дух бездомного посетителя, он проявлял чуткую заботу к детишкам во время «часа сказки», многие из которых со временем стали приводить познакомиться с ним своих мам и пап. Я знала силу его воздействия на людей, потому что они продолжали доверять мне свои истории, связанные с Дьюи. Он заставил измениться не только наш Спенсер. Но я думала, что хранителями его наследия будем именно мы, сотрудники библиотеки, кто близко знал и любил его.

Я была уверена в этом.

А затем произошло нечто удивительное. Я написала книгу о Дьюи, желая почтить память моего друга и выразить ему благодарность за верное служение Спенсеру и за благотворное влияние на мою жизнь. Разумеется, я знала про его многочисленных поклонников и думала, что им будет интересно узнать о его жизни в нашей библиотеке. Но такой бурной реакции я никак не ожидала. Огромное количество людей, прочитавших книгу, полюбили не просто Дьюи или книгу – они полюбили их обоих. Они были глубоко тронуты его историей, которая в чем-то изменила их отношение к жизни. Помню рассказ одной женщины о своей маме, который то и дело прерывался рыданиями. Ее мать была жительницей Спенсера, преподавала игру на фортепиано и служила в церкви органистом. По субботам она приводила свою маленькую дочку в библиотеку повидаться с Дьюи. Затем мама заболела болезнью Альцгеймера и постепенно забыла своего мужа и детей, и даже самое себя. Дочь каждую неделю садилась в машину и два часа ехала из Су-Сити в Спенсер к матери и привозила с собой свою кошку. Кошка была черной с белыми пятнами, совершенно не похожей на ярко-рыжего Дьюи, но ее мать улыбалась и говорила: «О, да это Дьюи! Спасибо, что ты привезла мне Дьюи». Последние слова дочь едва смогла выговорить сквозь слезы.

– После той нашей встречи с вами, – сказала она мне позднее, – я вышла к парковке и долго плакала, сидя в машине. Никак не могла остановиться. Мама умерла уже двенадцать лет назад, но в тот раз я впервые плакала о ней. Мысль о Дьюи, о том, как сильно любила его мама, помогла мне, наконец, выплакать всю горечь тяжелой утраты.

Удивительно, не правда ли? Я не знала эту женщину, Марго Чезеброу, не знала ее мать, Грейс Барлоу-Чезеброу, хотя, судя по описанию, которое дала ей дочь: умная, сильная, независимая женщина, верившая в магию животных, – думаю, она мне понравилась бы. Но они знали и любили нашего Дьюи. Он занимал в их жизни настолько важное место, что Грейс каким-то образом удержала память о нем в своем поврежденном болезнью мозгу, хотя совершенно забыла имена своих детей и была убеждена, что ее муж – это ее брат, уже давно умерший. И тогда я поняла, что мне никогда не узнать точного количества людей, испытавших на себе действенное обаяние Дьюи.