Дважды убитый - Александр Шабашкевич Страница 2

Резкий поворот. Камера в очередной раз дергается, неожиданно выхватывая автомобильную антенну, к которой, как белый флаг, прикреплена страница «Правды». Большие дома неожиданно пропадают, возникают отдельно стоящие особняки и домики за аккуратными палисадниками. Прага закончилась.

Затем на несколько секунд на экране застывает сначала удаленный, но по мере приближения стремительно увеличивающийся дорожный указатель с белой надписью на синем фоне: «Рузине».

Машина, не сбрасывая скорость, ныряет в узкую улочку. Это уже Рузине, пригород Праги. Поворот. Еще один поворот. Камера мечется, буквально съедая дорожный асфальт и робкие деревья по сторонам улиц. Еще поворот. В объективе внезапно возникает танк с огромной красной звездой на броне. Он уже рядом.

Несколько секунд на экране остается только звезда. Огромная красная звезда. Экран гаснет.

* * *

Настя растерянно поглядела на мать. Софья плакала, закрыв лицо руками. Наталья что-то шептала ей на ухо. Наконец мама отняла руки от лица — от воспаленных глаз, от неожиданно распухшего носа, от покрасневших щек, по которым медленно сползали черные потоки — перемешанные с тушью слезы.

Наталья, не обращая внимания на любопытные взгляды, тем же путем вывела их на улицу.

Они медленно прошли вдоль высокого забора, ограждавшего ВДНХ от остального мира. Эта территория давно уже напоминала государство в государстве, в котором законсервировались тридцатые годы.

Миновав ворота, они вышли к маленькому зоопарку. Полусонные волки лениво терлись о высокую металлическую решетку. Тревожно вскрикивала гиена, заставляя вздрагивать серых зайцев и наглых макак. В огромном пруду плескался закат. Заметно потускневшее солнце уже закатывалось за горизонт неподалеку от Останкинской башни. Откуда-то из-за Лосиного острова подкрадывались сумерки, словно желая поглотить Москву — огромный город, наполненный затухающими звуками машин, трамваев и людских голосов, словно желая навсегда отнять этот город у Насти и ее мамы.

Настя подняла голову. На востоке, на стремительно темнеющем небе зарождалась звезда. Огромная звезда, брызжущая во все стороны красным кровавым светом.

* * *

Из доклада майора Калягина:

«…По сообщению нашего секретного сотрудника, работающего под именем Озон, Софья Шелепинская, несмотря на предупреждение, доставила пленку на Киностудию имени Горького, где и просмотрела запись при помощи сотрудницы киностудии Натальи Гориной. Этим фактом она нарушила запрет на распространение. Пленка была возвращена на следующее утро по указанному адресу.

И.о. начальника отдела идеологической безопасности майор А.И. Калягин».

— И что ты мне принес? — недовольно спросил Калягина седовласый полковник, бросая листок с докладом на огромный стол, уставленный телефонами. — А где они должны были смотреть пленку? У себя на кухне? И зачем вы вообще эту пленку им дали?

— Цель была одна: выявить круг людей, близких к потенциальным эмигрантам.

— И кого вы выявили? Наталью Горину? — поднял голову полковник. — Она тоже, по-вашему, эмигрировать собралась? И куда? В Израиль? Туда русских не берут.

— Как сказать. Они не берут, но возможны варианты. А вдруг нам придется засылать своих людей? Каналы переправки и возможные знакомства лишними не бывают. А необходимые документы — это уже наше дело. Мы и из татарина еврея сделаем. — Калягин помялся. — Зря мы их отпускаем. Все-таки это семья правдиста, хотя и покойного, еще и награжденного медалью «За отвагу». Так скоро и Герои Советского Союза побегут.

— Не побегут, — махнул рукой полковник. — Не допустим. Тем более что скоро форточка захлопнется. Хватит. А с Шелепинскими вопрос решен. Пусть убираются.

Он прошелся по кабинету, подошел к столу, отхлебнул из стакана остывшего чаю и вдруг спросил:

— А что с семьей Дорохова? Им пленку показали?

— Здесь все нормально. Кино посмотрели в нашем кинозале на Лубянке. Сына Дорохова, Игоря, специально из Суворовского училища привезли. Крепкий паренек. Мечтает попасть к нам. Хочет идти по следам отца. Подрастет — посмотрим. Если что — поможем. Верные люди нам нужны.

* * *

В международном аэропорту «Шереметьево» Софью и Настю провожала только Наталья. Друзья и бывшие сослуживцы появляться в «Шереметьево» не решились. Софья не обиделась: август 1975 года — не лучшее время для общения с навсегда выезжающими за границу. Им-то всем оставаться. Так зачем рисковать?

Большого столпотворения у регистрационных стоек не было, и саму регистрацию еще не объявляли. Женщины и Настя поднялись на второй этаж, на висящий над залом балкон, на котором приютилось небольшое кафе. Кофе здесь продавали по каким-то заоблачным ценам. Даром, что ли, это аэропорт? Впрочем, советские деньги уже ничего для Софьи не стоили, и она была рада избавиться от них. Она напряженно смотрела с балкона в зал, и суетящиеся внизу люди казались ей персонажами давным-давно виденного черно-белого фильма. Волнения не было. Наоборот, медленно нарастало нетерпение. Скорей бы!

Сидя за столиком, Наталья неожиданно всхлипнула.

— Не плачьте, тетя Наташа, — растерялась Настя. — Скоро увидимся, мы обязательно приедем.

— Конечно, дочка, — задумчиво откликнулась Софья. — Приедем. Когда-нибудь, когда здесь что-то изменится. Ты, может быть, доживешь. — И обменялась с Натальей понимающим взглядом.

Объявили регистрацию на Вену.

Подхватив тяжеленные чемоданы, Софья, охнув, потащила их к стойке регистрации, но рядом вдруг объявился стройный молодой человек в черном сюртуке и смешной черной шляпе.

— Давайте, — предложил он, хватаясь за чемодан. — Наши люди должны помогать друг другу.

Софья выпустила ручку и вопросительно взглянула на добровольного помощника, мало похожего на еврея.

— Вы тоже в Израиль? — недоверчиво спросила она.

— Конечно. Теперь все туда.

Софья посмотрела на него с изумлением.

Он уточнил:

— Все, кто может.

В самолете выяснилось, что молодого человека зовут Вадим. Он всю дорогу развлекал Софью разговорами, расписывая всевозможными красками будущую жизнь на Западе.

— Разве Израиль — это Запад? — улыбалась Софья. — Это Восток.

— Какая разница? — смеялся в ответ Вадим. — Все, что не Советский Союз, является Западом.

Настя только краем уха прислушивалась к их разговору. Конечно, Вадим ей понравился, но о чем ей было с ним говорить? Тем более что она была занята своим делом: она глядела в иллюминатор, туда, где на крыльях самолета застыли звезды. Большие красные звезды.