Две недели в другом городе - Ирвин Шоу Страница 2

Анна была женой Джо Моррисона, начальника Джека. Элен дружила с ней.

— На прошлой неделе я предупредил Джо о том, что хочу взять короткий отпуск. Подошла моя очередь. Он не возражал.

— Но затем, узнав о предстоящей конференции, он сказал, что ты ему нужен, — заметила Элен. — Анна говорит, он отпустил тебя очень неохотно.

— Я обещал приехать в Рим. Там на меня рассчитывают.

— Джо тоже рассчитывал на тебя.

— Придется ему обойтись пару недель без меня.

— Тебе известно, какое значение Джо придает лояльности сотрудников? — спросила Элен.

Джек вздохнул:

— Да, мне это известно.

— Он переводил людей бог знает куда за менее значительные проступки, — напомнила Элен. — К следующему сентябрю мы можем оказаться в Анкаре, Ираке или Вашингтоне.

— В Вашингтоне, — с деланным ужасом произнес Джек. — О Господи.

— Ты хочешь жить в Вашингтоне?

— Нет, — отозвался Джек.

— Когда мне исполнится восемнадцать лет, — заявил мальчик, — я пересеку la barriere de son. [1]

— Я хочу сказать тебе кое-что, — произнесла Элен. — Ты вовсе не огорчен отлетом. Я наблюдала за тобой последние три дня. Ты рад возможности уехать.

— Я рад возможности заработать, — поправил жену Джек.

— Дело не только в этом.

— Еще я буду рад помочь Делани, — добавил Джек. — Если окажусь в силах, конечно.

— И это еще не все.

На красивом лице Элен появилась грусть. Смирение и грусть, подумал он.

— Ты рад случаю покинуть меня. Нас. — Рукой, обтянутой перчаткой, Элен указала на детей.

— Послушай, Элен…

— Не навсегда. Я не то имела в виду. На время. Ради этого ты даже готов ухудшить отношения с Джо Моррисоном.

— Я не стану отвечать на это, — устало промолвил он.

— Знаешь, — продолжила она, — ты не спал со мной уже более двух недель.

— Вот почему я не хотел, чтобы кто-то провожал меня в аэропорту. Из-за таких вот разговоров.

— Кто-то, — сказала Элен.

— Ты.

— Прежде, — заговорила она ласково, сдержанно, без осуждения, — в последние полчаса перед отъездом ты любил меня. Когда все чемоданы уже собраны. Ты это помнишь?

— Да, помню.

— Мне больше нравится «Эр Франс», — сказал мальчик. — Голубой — цвет скорости.

— Ты еще любишь меня? — негромко спросила Элен, подавшись вперед и заглянув мужу в глаза.

Джек посмотрел на нее. Его рассудок признавал, что она очень красива. У Элен были крупные серые глаза, высокие скулы и густые, подстриженные по-девичьи черные волосы. Но в этот миг он не любил ее. «Сейчас, — подумал Джек, — я не люблю никого. Разве что детей. Но это нечто инстинктивное. Хотя нет, не совсем инстинктивное». Из трех своих детей он любил только этих двух. Двух из трех. Вполне пристойное соотношение.

— Конечно, люблю, — ответил Джек.

Она чуть заметно улыбнулась. У нее была прелестная, доверчивая улыбка.

— Возвращайся с лучшим настроением, — попросила Элен.

Диктор по-английски и по-французски пригласил пассажиров, летящих рейсом 804 Париж — Рим, пройти таможенный досмотр. С чувством благодарности Джек оплатил счет, поцеловал детей, жену и направился к стойке.

— Желаю хорошо провести время, cheri. [2]

«Элен ухитрилась произнести это так, — подумал Джек, — словно меня ждет отпуск».

Пройдя досмотр, Джек направился по мокрому бетону к самолету. Пассажиры уже поднимались по трапу, держа в руках посадочные талоны, журналы, пальто, ручную кладь с наклейками авиакомпании.

Когда лайнер начал выруливать на взлет, Джек увидел в иллюминатор жену и детей; стоя возле ресторана, они махали руками, и их яркие пальто оживляли серый фон.

Он тоже помахал рукой, затем, откинувшись на спинку кресла, облегченно вздохнул. Все могло быть гораздо хуже, подумал Джек, когда самолет начал набирать скорость.

— Хотите чаю?

В голосе стюардессы звучала профессиональная приветливость.

— Что у вас за пирожные, моя дорогая? — спросила старушка, направляющаяся в Дамаск.

— С вишневым вареньем, — ответила стюардесса.

— Сейчас мы пролетаем над Монбланом, — раздался голос в динамике. — Справа вы можете увидеть вечные снега.

— Мне, пожалуйста, одно пирожное и бурбон со льдом, — сказала маленькая старушка.

Она сидела слева и не стала подниматься из кресла, чтобы посмотреть на вечные снега.

— Славный получится полдник, — добавила она и захихикала. На высоте двадцати пяти тысяч футов она была способна на поступок, на который никогда не решилась бы у себя дома, в Портленде, штат Орегон.

— А вы что-нибудь хотите, мистер Эндрюс?

Стюардесса улыбнулась, склонив голову в сторону Монблана.

— Нет, спасибо, — ответил Джек.

Он хотел виски, но когда маленькая старушка попросила бурбон, Джек внезапно испытал отвращение к любой пище, принимаемой в самолете.

Джек посмотрел вниз на белую вершину Монблана; она лежала среди облаков в окружении других, менее высоких пиков. Внизу медленно проплывали Альпы; вершины, отбрасывающие четкие синие тени, сменяли одна другую, а над ними висело громадное круглое солнце. Казалось, снова наступил ледниковый период.

Джек задернул шторку, откинулся назад, вернувшись мыслями к событиям, из-за которых он оказался в этом самолете. Из газет он давно знал о том, что Морис Делани находится в Риме; последние пять-шесть лет Джек не получал от него писем. Неделю назад, услышав в телефонной трубке на фоне помех голос Клары, жены Делани, звонившей из Рима, Джек удивился.

— Морис сейчас не может подойти к аппарату, — сказала Клара, когда закончился обмен первыми, ничего не значащими фразами, — он все объяснит в письме. Он просит тебя поскорее приехать сюда, Джек. Он говорит, что ты — единственный человек, способный помочь ему. Морис в отчаянии. Здешние люди доводят его до безумия. Он заставил их назначить тебе гонорар в пять тысяч долларов — это достаточно за две недели?

Джек рассмеялся.

— Почему ты смеешься?

— Не обращай внимания, Клара.

— Он очень надеется на тебя, Джек. Что мне сказать ему?

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы приехать. Завтра телеграфирую ответ.

На следующий день, договорившись с Моррисоном, Джек послал телеграмму в Рим.