Низший пилотаж - Баян Ширянов Страница 2

— Я — преступная мать… — Горестно говорит безымянная герла, и добавляет, — Ширните меня…

Пока с ней возится Семарь-Здрахарь, я успеваю сделать себе три дырки, но вмазываюсь-таки самосадом в оборотку. Знай наших!

Несколько минут, пока я приходуюсь, мне все до пизды-дверцы. Приход слабоват. Чего еще ожидать от такого варщика, как Навотно Стоечко? Когда я открываю глаза, то застаю как Семарь-Здрахарь вводит последние децилы в руку герлицы. Она на мгновение замирает, а затем ее впалая грудь издает сдавленный возглас восторга.

— Как? — Любопытствует Семарь-Здрахарь.

— Хорошо. — Понуро выдавливает из себя девица и начинает плакать.

Мы с Семарем-Здрахарем переглядываемся, плакать на приходе? Это что-то странное.

— Точно хорошо? — Спрашиваю уже я. Но герла как будто ничего не слышит, она мотает головой, разбрызгивая слезы, и тихонечко стонет.

— Блядский Бог! Что ж я маленьким не сдох?! — Доносится из комнаты.

— Я — преступная дочь… — Говорит вдруг герла и внезапно стягивает с себя юбку вместе с трусами. — Ебите меня… Я — преступница…

Заморочка, понимаем мы с Семарем-Здрахарем. Заморочка — штука тонкая. Как сучий Восток. Замороченный торчок может часами смотреть в одну точку, дрочить, гнать телеги, искать мустангов или заныканный пару лет назад куб винта. Но если эти заморочки по кайфу тебе, других они могут напрягать… А могут и не напрягать… Смотря, на чем ты заморочился.

— Ну, ебите меня… — Жалобно просит безымянная герла. — Я — преступница, меня надо ебать!.. Или хотите, я у вас отсосу?… Я никогда не сосала… Но, если надо… Я преступница, я буду стараться!..

Она шмыгает носом, а мы отрицательно качаем головами.

— Попозже… — Улыбается Семарь-Здрахарь.

— Вы мной брезгуете? Да? — Выщипанные брови поднимаются домиком, а нижняя губа отвисает. — Да, вы брезгуете! Я ведь преступница! Преступница!

Я сама собой брезгую! Вы не понимаете! Вы — нормальные люди, а я — наркоманка и преступница!

Дайте двадцатку!

Порывшись в пакетике со шприцами, я нашел двадцатикубовый и кинул его безымянной герле. Она схватила его на лету, облизала и, став раскорякой, начала засовывать его себе в пизду, повторяя:

— Я преступница… Вы не будете меня ебать, вы брезгуете!..

Несколько минут мы с Семарем-Здрахарем наблюдали как она дрочит баяном. А потом я не выдержал и сделал ошибку, я спросил:

— А с чего ты это взяла, что ты преступница?

Безымянная герла встрепенулась. Она посмотрела на меня так, словно я ее уже выебал. Потом, встав на четвереньки, не вынимая баян из пизды, она резво заковыляла ко мне и обняла за колени.

— Я — преступная дочь. — Сказала безымянная герла, смотря на меня снизу вверх. — Моя мама знает, что я наркоманка. Она страдает…

Я — преступная жена. Два месяца назад я ушла от своего мужа. Три дня назад я к нему вернулась. А вчера я от него опять ушла.

Я — преступная мать! Я бросила свою дочку, и теперь она у мамы. Я ее люблю…

Я — преступная дочь, — Начала безымянная герла по второму кругу, — Я бросила свою трехлетнюю дочку на шею мамы, я о ней забыла, она так меня любит, а я сижу тут, а вы мною брезгуете. Ну, пожалуйста, поебите меня, я — преступница!

Тебя как зовут?

— Шантор Червиц…

— Давай я у тебя отсосу? — Умоляюще хлюпает безымянная герла, — Я преступница, я должна…

— Прямо здесь? — Удивляюсь я, смотрю по сторонам и натыкаюсь на ухмылку Семаря-Здрахаря. Он кивает и подмигивает.

— Мне по хую! — Говорит безымянная герла и еще сильнее обхватывает мои колени, — Пусть все смотрят, пусть все знают, что я преступная мать!

— БЛЯ!!! Ну, был же контроль!!! Что ты делаешь, сука??!! Блядский Христос, нет Тебя, Господи! Ебал я тебя! Ну, помоги же Ты мне, ебаный Твой рот! — Верещит в комнате Навотно Стоечко и с его последними словами на кухню входит Зоя Майонеззз, чтобы увидеть, как безымянная герла заглатывает мой нестоящий хуй.

Зоя Майонеззз замирает на полушаге, а безымянная герла, не выпуская изо рта мой хуй, начинает свою телегу:

— Я — пврештвупфная мфать! Я — пврештвупфная дофь! Я — пврештвупфная фена!..

Подозрительно глядя на торчащий из пизды безымянной герлы шприц, Зоя Майонеззз делает Семарю-Здрахарю условный жест. Она оттопыривает большой палец и трет им руку, мол, вмажь меня. Семарь-Здрахарь наполняет баян, и они уходят в ванную, винт, Семарь-Здрахарь и Зоя Майонеззз.

— Я — пврештвупфная мфать!

— Бля, ну помогите же кто-нибудь, бляди! — Кричит Навотно Стоечко из комнаты. — Семарь! Шантор! Кто-нибудь, бля!

Мне удается высвободить хуй из губ безымянной герлы, с него капает ее слюна и я решаю штаны пока не надевать. В раскорячку я вхожу к Навотно Стоечко, и вижу, что он абсолютно голый сидит на матрасе, а к стене прислонено большое круглое зеркало, отражающее жопу Навотно Стоечко.

— Я и в ноги, и в живот, и в хуй… — Жалобно стонет Навотно Стоечко. В его руке уже десятикубовый агрегат с метровой бабочкой, полный навотностоечковской крови. — Поможешь?

— Как?

— Подержи зеркало.

— Зачем?

— В спину вмажусь. Ну, давай, бля! Скорей!

Пока я устанавливаю зеркало как надо Навотно Стоечко, он молчит, но как только игла бабочки приближается к коже, начинается старое ворчание:

— Бля… Ну, на хуя столько контроля? Блядский Бог… Нет Тебя, падлы! Поможешь ли Ты мне, ебаный Христос!?

Там, куда ширяется Навотно Стоечко я не вижу ни хуя. Как он разглядел веняк у себя на спине, непонятно. Но вдруг в шланг бабочки начинает идти контроль! Навотно Стоечко замирает, не доверяя своей удаче. Кровь медленно ползет. Она доходит до баяна, выгоняя воздух из прозрачной трубочки, и смешивается со старым контролем.

Навотно Стоечко мягко жмет на поршень.

О, ширка! Непостижимая, как круглый квадрат. Вот она, жидкость, в баяне. А вот она исчезает. Вот она была снаружи. А вот она внутри! И приход!..

— Бля… — Стонет Навотно Стоечко, — Нету ни хуя!..

Его кровь скрылась там, откуда пришла, но торчок не вынимает струны из тела:

— Нету прихода!..

Шантор, добери мне двушку!

— Пока я щелочу, выбираю, отбрыкиваясь от безымянной герлы, проходит минуты две. Вернувшись, я застаю Навотно Стоечко в абсолютно той же позе:

— Давай, давай! — Кричит он.

Поменяв баян на бабочке на полный, он начинает гнать. Сперва осторожно, по децилам, а потом, чуя наступающий приход, и в полную струю. Граница воздуха и винта резво бежит по трубке, приближаясь к коже, но Навотно Стоечко выдергивает иглу на последних каплях.