Охотники за головами - Джон Кинг Страница 2

— Ты ебучий гнойный бандитский пидор.

— Точно, — Картер уставился Манго прямо в глаза, его голос звучал не слишком расположенно. — Четыре очка в кармане, а девице тоже досталось перцу, теперь на пару дней она выпадет из жизни. Она тоже весьма довольна. Ты думаешь, я стал бы ебать ее в зад, если бы мне не светили очки? Это тотальный футбол. Я как ебучие голландцы. Йохан Кройфф и Неескенс. А еще немножко Руди Крол и Джонни Реп. Я продолжаю традицию. Та же херня с этими приглашенными игроками. Только помаши бабосом, и вот уже эти черные шлюхи лезут в окна и требуют своей доли из английского бюджета. Вот чем гордится Аякс. Зажали в кулаках свои гульдены и потихоньку юзают темный африканский континент, или, по крайней мере, голландские колонии. Особое блюдо — Джакарта гадо-гадо — в перерыве между таймами. Тотальный ебучий футбол. Амстердам — это нечто. Голландцы знают в этом толк.

— А что, Кройфф и Неескенс тоже пидорасы? — спросил Гарри, озадаченный таким выпадом, от этого всего голова шла кругом, летела к орбите, черное и красное взорвет ему на хер весь мозг, интересно, что за хуйня это гадо-гадо. — У Кройффа есть сын. Стыд-то какой, такой блестящий футболист, футболист года в Европе, обладатель Золотого Мяча, и так далее. Я и не знал, что он пидор гнойный.

— Да он не пидор, несчастный ты еблан, я тебе говорю о футболе.

— Как раз тотальный футбол вообще не в этом, — вдруг проснулся Балти, на роже — кривая самодовольная усмешка. — Тотальный футбол — это когда атакует вся команда, а вратарь — единственный, кто остается в тылу, «чистильщик». И так тебе засчитывается больше голов, чем противнику. Они просто выходят на поле и играют, и срать они хотели на то, сколько пропустили. Они не соблюдали правил системы, они делали, что хотели. Без правил. Истинный, свободный футбол. Если противник забивал им пять, то голландцы забивали шесть, выигрывали и, счастливые, возвращались домой. Внушительная жизненная позиция. Как и команда бразильцев с Пеле, Тостао, Жаирзиньо. Вспомни Кипера Феликса. Он был прекрасен.

— А разве у них не было тогда и Ривелино? — спросил Манго. — Я его помню. Такие пушистые усы и всегда обводил штрафными стенки.

— Мы говорим о тотальном футболе в голландском стиле. Я ебучий апельсиновый чел, а меня всунули в Черный город, я тут для колорита, чтобы этот черно-белый Лондон сумел сыграть в красивую игру. Что ты знаешь о футболе, кроме того, почем сейчас котируются акции Манчестер Юнайтед на фондовой бирже?

Уилл уселся и медленно поставил стакан на подставку для пива, германское тиснение и красный герб ирландского портера. Его уже вело. Еще не отошел со вчерашней ночи, канун Нового года, правый глаз заплыл. Он ушел с вечеринки около четырех и стоял ждал такси вместе с Манго. Хуй знает, куда подевались все остальные парни. Пьяные в срань, убитые, никакущие. Один Картер начеку, только и ищет, кому бы присунуть. И тут Манго куда-то съебывает, чтобы отлить, и подъезжает такси. И из ниоткуда появляются трое парней и пытаются угнать это такси у него из-под носа, шайка недоумков, так что началась драка, он получил по кумполу, но убрался в такой сракиндос, что было не до махача, и он остался лежать в канаве в компании сгнивших листьев, двинули вот еще по башке на удачу, в долю секунды он четко увидел чью-то ногу, бьющую ему в глаз, как будто эти кадры прокручиваются заново, и сейчас их откомментирует Алан Хансен [2].

Такси уехало без Уилла, водителя волнует только то, сколько ему заплатят, оно ему надо — тело, оставшееся валяться на улице? Манго, как и всегда, явился слишком поздно и нашел Уилла сидящим на бордюре, с трясущейся головой, взбешенным, потому что теперь надо вызывать другое такси, сидит, прижав кулаки к глазным впадинам, прокручивая в голове этот удар снова и снова. Он даже не запомнил, как они выглядели. Совсем не знал их. Темные очертания, темные волосы. Белые лица, без глаз, без носов, без ртов. Они могут двигаться, они существуют, эти вздорные восковые фигуры. Любой из них может сидеть сейчас в пабе, а он их не узнает. Уилл ненавидел насилие.

— Я вот что скажу тебе, Картер, — сказал он. — Ты больше похож на Ливерпуль. На старый Ливерпуль. Вымучиваешь из себя результат. Чтобы вернуться домой со счетом 1:0. Или Арсенал. Скучный, скучный Арсенал. Вот и померяйся жопами с Арсеналом, 1:0 в пользу пидорасов. Тони Адаме тянет время, все эти его оффсайдные ловушки, а потом, на восьмой минуте добавочного времени, когда подают угловой, он вдруг забивает башкой свой победный мяч. Что ж тут хорошего — играть на удержание счета с Гунерами.

Секс-Дивизион вдруг заткнулся, все уставились на Дениз, та только что вошла в паб. Она кивнула в их сторону, направляясь к бару, одета почти как шлюха с Кингз Кросс, типа той, которую Манго, как он сам признался, снял себе прямо перед Рождеством. Соплячка. На славу обслужила Сайту. Мини-юбка из синтетики и каблуки в шесть дюймов, и эта юбка, такая короткая, кожа в мурашках и подарочек в ее рождественском чулке, просто полоска подвязки на фоне белой кожи. Он заплатил деньги и натянул резинку, отымел ее около Риджентс Парка, у мечети, а затем высадил там же, на Кингз Кросс. Но парням сказал, что ебался с классной телкой. Он не трахается ни с хиппушками из Галифакса на заднем сиденье машины близ станции, ни с наркотами, ни с бродяжками, что шатаются повсюду, бескровные лица прижаты к стеклу, они выкрикивают проклятия, и в их крови СПИД, и герондос, и богатые разводилы-клиенты, порция лекарства от общества новой экономики. Он достойно вложил свои деньги, он сказал, что эта телка предложила ему провести ночь за-бесплатно. Он ей понравился. Уилл знал, что это все пиздеж — о том, что девка предложила Манго бесплатно трахнуться, но остальные поверили. Будь она на год или на два помладше — и у него были бы проблемы. Он так и знал. Уилл их всех считал болванами. Всех. Особенно Гарри, этот проебывает свои деньги еще хлеще, чем все остальные парни, огромный мужик с квадратной бритой головой и с этими своими снами. А Манго — просто мудила. Это ведь чья-то дочь, сестра, любимая.

— Ох, как бы я ей присунул, — сказал Балти, глядя на Дениз, исчезающую за стойкой. — Она красивая. Я бы обустроился и работал, не покладая рук, чтобы обеспечить ей красивую жизнь. Я бы бросил бухать и жрать карри и питался бы брюссельской капустой и тертой морковкой с крекерами, худел бы на четыре стоуна в неделю, забил бы на кофе и пил исключительно грейпфрутовый сок. Пошел бы купил себе какой-нибудь приличный мотор и сделал бы себе стрижку, унисекс в итальянском стиле, не то что сейчас — как греческий мясник. У нас бы были дети. Сопливые говнюки, которые загадили бы нам всю квартиру, обсирались бы по двадцать раз в день и колбасились бы так, как будто это их последняя на земле минута. Все, что захочет Дениз. Я бы и их перевоспитал. Я бы наконец набрался смелости и сел бы на этот электрический стул у зубного и поставил бы на зубы коронки, выбил бы эти ебаные обломки спереди, так что я прекрасно бы выглядел, когда настало бы время познакомиться с ее мамой и папой, я был бы просто красавец — в одной руке розы, в другой — бутылка шерри. Я сделал бы все что угодно ради этой женщины. Создал бы семью и жил бы счастливо за городом, вдали от вас от всех. И если бы вы позвали меня пойти выпить пинту пива, я сказал бы вам — отъебитесь, и положил бы трубку, и вернулся бы к своим любимым лакомствам.