Молния. История о Мэри Эннинг - Антея Симмонс Страница 2

А еще мне не раз попадались «ногти дьявола». Название и впрямь жутковатое, согласитесь! Можно подумать, что они куда страшнее «дамских пальчиков». Но меня они нисколечко не пугали. К слову, они и впрямь походили на огромные белые ногти! Бр-р-р! Хотя мне дьявол всегда представлялся с черными ногтями. Ну или хотя бы с красными.

С самого детства меня завораживали все эти диковинки. Больше всего на свете я хотела сама отыскать такие сокровища! Отец посмеивался над моим упрямством, называл хвостиком, потому что я вечно ходила за ним по пятам. И мне это нравилось. Лично я считаю, что упрямство – одно из важнейших качеств, особенно если оно помогает достичь заветной цели!

Как-то в воскресный день отец вскочил из-за стола и объявил, что сегодня мы с ним пойдем на Черную Жилу ^[1] – будем искать окаменелости. Матушка тут же принялась причитать. Она вечно чинила препятствия его «маленьким экспедициям», как она их называла. Обычно ее злило, что отец уходил к морю, вместо того чтобы зарабатывать нам на пропитание.

Но в тот день все было иначе. Ей не хотелось, чтобы он брал меня на Черную Жилу. Да и мне от этого жуткого названия стало не по себе. Безопасное место так не назовут, согласитесь. Так впору величать обитель самого дьявола, где он притаился, поджидая грешников, сошедших с пути праведного. Особенно в воскресный день, который полагается посвящать Господу: молиться, ходить в церковь на службу – или в воскресную школу, куда должна была отправиться я.

– Ричард, на Черной Жиле опасно! Ребенку там не место! Ты что, не слышал, что всего неделю назад случился страшный обвал и два человека погибли?! Да и потом, разве не ты без конца твердишь, как важно для Мэри образование?! А теперь сам же не даешь ей пойти в школу в единственный день, когда она может это сделать!

Разговоры про школу я пропустила мимо ушей. Я всегда с охотой ходила на занятия, но сейчас матушкины взволнованные речи подействовали на меня иначе. Целых двое погибших! По спине пробежал холодок, но, клянусь, не от страха. А от волнительного предвкушения.

Матушка, по всей видимости, заметила мое воодушевление и заспорила с отцом пуще прежнего.

Но это было бесполезно. Если отец что-то решил, значит, так тому и быть, и не важно, что и кто говорит. Матушкины доводы его не убедили. Тогда она спрятала мои башмаки, но Джозеф тут же нашел их и помог мне обуться – матушка даже возразить ничего не успела.

– Ты тоже с нами? – спросила я у брата, когда он выпрямился, отряхнув пыль с колен.

– Не-а, – подмигнул он. – Мы с Эзрой и Натаном пойдем запускать нового воздушного змея. Так что сегодня отец целиком твой.

От восторга по спине вновь пробежали мурашки. Я надела шляпку и обмотала шею толстым шерстяным шарфом – была зима, и на улице стоял мороз.

– Уж мы раскрасим тебя румянцем, а то ты больно бледненькая, – потрепав меня по щечке, ласково сказал отец. – А сколько нового узнаем – в школе того и за неделю не расскажут!

– Ты, главное, ребенка не угробь, – вполголоса пробормотала матушка. – Сдается мне, в этой семье я одна почитаю Бога! Что ж, буду молить Небеса о спасении ваших душ – больше ничего не остается.

Усмехнувшись, отец хотел было поцеловать матушку, но та увернулась. Отец только фыркнул – уж кто-кто, а он хорошо знал матушкин нрав.

– Успеем еще намолиться, Молли, когда вернемся домой. Господь милосерден и не осудит меня за желание привить своему чаду любовь к Его творениям! Это так важно, ты только задумайся! Как знать, может, на берегу на меня снизойдет Святой Дух и я начну проповедовать!

– Святой – вряд ли, а вот дьявольский – вполне возможно, – проворчала матушка. Она любила, чтобы последнее слово непременно оставалось за ней.

Отец торопливо схватил кирку, стоящую у двери, – он всегда ходил с ней на берег, – а потом порылся в мешке с инструментами и протянул мне крохотный молоточек. Мне страшно захотелось швырнуть его на пол – таким он показался детским и кукольным. Но отец, заметив мой сердитый взгляд, сжал мои руки в своих, не давая бросить инструмент.

– Поверь старику, он тебе еще пригодится. Вот увидишь!

Во мне вдруг вспыхнула гордость – шутка ли, я отправляюсь вдвоем с отцом на поиски настоящих сокровищ! И никто нам не помешает!

На улице стоял жуткий холод, завывал ветер – и по городу мы шли, зябко втянув голову в плечи. День был воскресный, и потому по пути нам почти никто не встретился, но я все время ловила на себе взгляды любопытных кумушек, которые зорко следили за нами сквозь приоткрытые ставни и неодобрительно качали головой. Отец не обращал на них никакого внимания. Мы срезали путь через дворик, разбитый перед храмом Святого Архангела Михаила. Скоро должны были зазвонить колокола, напоминая о том, где на самом деле полагается всем находиться в день воскресный. Отец, по своему обыкновению, что-то беззаботно насвистывал – он всегда так делал по пути на берег. Отец принадлежал к диссентерам ^[2] и недолюбливал всех прихожан. Он частенько называл их разряженными клоунами, которые поклоняются лишь бесконечным правилам и церковным законам, напрочь забыв о Господе и Священном Писании. Именно поэтому мы ходили не сюда, а в молельню, где Бог и Иисус почитались превыше всего.

– Вечером непременно сходим в молельню, – заверил меня отец.

Меня, как и отца, нисколько не тревожила людская молва.

Мы пересекли лужайку и вышли на тропу, ведущую к Черной Жиле, за которой темнел Чармут. Справа от нас шумело море – свинцово-серое, неприветливое. Словно огромное чудище, оно извергало на берег пенистые волны, потом затихало, набираясь новых сил.

– Ветер усилился, – предупредил отец. – Ты никак боишься, малышка моя? Напугали тебя матушкины россказни?

– Ни капельки! – с чувством воскликнула я, но мои слова тотчас же унес порыв ветра. – Это настоящее приключение я не пропущу ни за что на свете!

– Моя ты умница! Моя Молния Мэри!

Он крепко обнял меня, и мы двинулись по тропе дальше, но через несколько ярдов вновь остановились.

– С каждым днем тропа становится все уже, Мэри! Когда-то по ней можно было пройти вдвоем, держась за руки, но погляди, во что она превратилась теперь.

И в самом деле, край тропы был изломанным, неровным. Внизу под нами раскинулся пляж – его усеивали обрушившиеся комья земли, смешанной с травой. Море, точно хищник, потихоньку обгладывало берег: заглатывало отломанные куски, а потом вновь выплевывало их на сушу.

– А когда мы пойдем назад, тропа еще будет на месте? – спросила я.

– Почему ты спрашиваешь? – улыбнулся отец. – Тебе страшно? Хочешь, вернемся домой? Тропу и впрямь может смыть, как знать!