Манхэттен-Бич - Дженнифер Иган Страница 2

И тут же спохватилась: зачем это она вдруг расхвасталась? “Без необходимости никогда ничего никому не выкладывай”, – вспомнилось давнее наставление отца.

Обед им накрыли там же, в игровой комнате, прислуживала все та же негритянка. Они, как взрослые, сели на стульчики и положили на колени хлопчатобумажные салфетки. Анна время от времени поглядывала на Флосси Флерт. Ей очень хотелось подержать куклу, но она не подавала виду, как сильно занимает ее эта игрушка. Ей бы только покачать Флосси Флерт на руках, и все, больше ей ничего не надо.

После обеда в награду за хорошее поведение няня разрешила детям надеть пальтишки и шапки и через заднюю дверь выйти на дорожку, что вела из дома мистера Стайлза на частный пляж. Длинная, припорошенная снегом песчаная дуга полого спускалась к самой воде. Анна много раз бывала зимой в доках, а вот на пляже – никогда. Из-под тонкой ледяной пленки, которую Анна разбивала ногами, выплескивались крохотные волны. Под буйными порывами ветра чайки с пронзительными криками пикировали к самой воде; их белоснежные брюшки блестели на солнце. Близнецы прихватили с собой лучевые ружья “Бак Роджерс” ^[3], но из-за сильного ветра выстрелы и смертные муки жертв выглядели беззвучной пантомимой.

Стоя на кромке воды, Анна не сводила глаз с моря. Оно одновременно и манило, и отпугивало. А если бы вся эта вода разом исчезла, что явилось бы на свет? Пейзаж, усеянный затонувшими предметами: потопленными кораблями, скрытыми в пучине сокровищами – золотом, драгоценными камнями, там обнаружился бы и браслет с брелоками – тот, что соскользнул с ее руки в ливнесток. “И утопленники”, – посмеиваясь, всякий раз вставлял отец. Океан казался ему пустыней.

Анна посмотрела на жавшуюся к ней Табби (так звали девочку домашние); ей хотелось поделиться с малышкой своими чувствами. Порой куда легче открыть душу не родне, а незнакомым людям. Но Анна лишь повторила фразу, которую много раз слышала от отца: “В поле зрения ни единого судна”, – говаривал он, оглядывая пустой горизонт.

Волоча по песку лучевые ружья, мальчики брели к линии прибоя; следом, отдуваясь, шагала няня.

– Филип, Джон Мартин, к воде даже близко не подходить! – неожиданно зычным голосом скомандовала она. – Ясно?

Затем сурово глянула на Анну – ведь это она повела их сюда – и развернула ребят назад, к дому.

– У тебя туфли промокли, – стуча зубами, сказала Табби.

– Может, лучше их снять? – раздумчиво предложила Анна. – И почувствовать взаправдашний холод?

– Не хочу я его чувствовать!

– А я хочу.

Анна расстегнула ремешки черных лакированных туфель; эти туфли она носила на пару с Зарой Клейн, соседкой ниже этажом. Затем аккуратно скатала с ног шерстяные чулки и опустила белые костлявые, не по возрасту длинные ступни в ледяную воду – в тот же миг от ступней взвилась острая боль и кольнула сердце, но, как ни странно, в этой боли была своя приятность.

– Ну как? – пискнула Табби.

– Холодно, – ответила Анна. – Жуть как холодно.

Ей стоило большого труда удержаться и не выпрыгнуть из воды; собственная стойкость даже обострила странное, но по-своему приятное возбуждение. Она обернулась в сторону дома и увидела двух мужчин в темных пальто: они шли с пляжа по мощеной дорожке. Оба придерживали от ветра шляпы и очень напоминали актеров немого кино.

– Это наши папы? – спросила Анна.

– Папа любит обсуждать дела на свежем воздухе, – объяснила Табби. – “Подальше от посторонних ушей”.

Анна великодушно посочувствовала малышке: стало быть, отец не держит Табату в курсе своих дел, а вот Анне не возбраняется подслушивать деловые разговоры, если она того хочет. Ничего особо интересного она не услышала. Отец был обязан передавать поздравления, добрые пожелания членам профсоюза и другим людям, их друзьям. Случались и иные знаки расположения, к примеру конверт, иногда сверток. Отец передавал или забирал их как бы между прочим; если невзначай отвлечешься, ничего и не увидишь. В последние годы он, сам того не замечая, подолгу разговаривает с Анной, а она исправно слушает, не понимая того, что услышала.

Ее удивило, что отец говорит с мистером Стайлзом оживленным, фамильярным тоном. Видимо, они приятели. Несмотря на все вокруг.

Мужчины свернули с дорожки и зашагали по песку к Анне и Табби. Анна поспешно выскочила из воды, но туфли были далеко, где уж тут успеть в них влезть. Мистер Стайлз оказался крупным импозантным мужчиной; из-под шляпы виднелись черные, намазанные бриллиантином волосы.

– Слушайте, это что, ваша дочка? – спросил он. – Терпит арктический холод, а на ногах даже чулок нет!

Анна мгновенно почуяла, что отец недоволен.

– Она самая, – подтвердил он. – Анна, поздоровайся с мистером Стайлзом.

– Очень рада познакомиться, – сказала она и крепко – как учил отец – пожала протянутую руку, глядя прямо в лицо мистеру Стайлзу.

С виду он моложе ее отца: ни морщин, ни кругов под глазами. Однако в нем чувствуется некая настороженность, из-под парусящего на ветру пальто исходит почти ощутимое напряжение. Можно подумать, он готовится к чему-то – то ли неожиданному, то ли забавному. В данную минуту этим чем-то оказалась Анна.

Мистер Стайлз присел перед ней на корточки и, глядя в глаза, спросил:

– Почему ты босиком? Ты что, не чувствуешь холода или интересничаешь?

Анна не нашлась, что ответить. Ни один вариант не подходил. Наверно, ей подсознательно хотелось, чтобы Табби и дальше трепетала от страха и терялась в догадках.

– Зачем мне интересничать? Мне уже почти двенадцать лет, – сказала она.

– Ну, и что ты чувствуешь?

Несмотря на ветер, она уловила исходивший от него запах спиртного и мяты. А отец-то не слышит их разговора, мелькнуло у нее в голове.

– Больно только сначала, – сказала она. – А потом вообще ничего не чувствуешь.

Мистер Стайлз довольно ухмыльнулся, будто он не ответ услышал, а перехватил трудный пас и физически наслаждается удачей.

– Прямо жизненный девиз, – проронил он и поднялся во весь свой огромный рост. – Дочка ваша – крепкий орешек, – бросил он отцу Анны.

– Что верно, то верно, – отозвался тот, не глядя на Анну.

Мистер Стайлз стряхнул с брюк песок и повернул к дому. Эпизод уже был исчерпан, он готовился к следующему. “Они крепче нас, – услышала Анна его слова, обращенные к ее отцу. – Наше счастье, что они этого не сознают”. Она ждала, что он обернется, но он уже, видимо, забыл про нее.

Декстер Стайлз шагал назад, к дорожке; в туфли упрямо набивался песок. Как и следовало ожидать, та стойкость, которую он чуял в Эде Керригане, пышным цветом расцвела в его темноглазой дочке. Что лишний раз доказывает его собственную правоту: дети выдают своих отцов с головой. Поэтому он предпочитает вести дела с мужчиной только после знакомства с его семьей. Жаль, что Табби не решилась тоже пошлепать босиком по ледяной воде.