Harmonia caelestis - Петер Эстерхази Страница 190

Есть что-то символичное в том, что роман, о котором здесь пойдет речь, появился на свет именно в 2000 году. «Harmonia cæelestis» («Небесная гармония»), книга Петера Эстерхази, над которой автор работал почти десять лет, как показывает критическая рецепция, — художественное явление, интересное не только для понимания эволюции автора, но и для размышлений о судьбах романа как жанра.

В свое время, уже в самом начале творческого пути Эстерхази, о нем заговорили как о писателе, обозначившем новое направление в развитии венгерской прозы, осуществившем радикальный поворот от традиции реалистического письма в сторону письма эвристического, основанного на переосмыслении языка, на признании языковой природы воспринимаемой человеком реальности, ее опосредованности языком, из чего вытекал и иной статус слова в литературном произведении. Современная философия языка, высказывания Людвига Витгенштейна и Ролана Барта неслучайно присутствовали или обыгрывались в текстах Эстерхази, начиная с «Производственного романа» (1979), который сделал его одним из популярнейших романистов Венгрии.

Ирония, «плутовство с языком» (Р. Барт), разрушение грамматики, игра смыслами и цитатами — все это не было самоцелью для Эстерхази, что прекрасно осознавали читатели «Косвенного романа» (1981), «Малой Венгерской Порнографии» (1984), «Вспомогательных глаголов сердца» (1985) и других произведений, сложившихся в корпус текстов, изданных затем под одной обложкой («Введение в художественную литературу», 1986). Например, уже «Производственный роман», эта искрометная пародия на канонический жанр социалистического реализма, разоблачал все жизненное устройство, всю реальность социалистической Венгрии, поэтому иронию, свойственную этой книге, можно назвать тотальной.

При этом в венгерской литературе эпохи «мягкой» кадаровской диктатуры Эстерхази был все же не политическим, а эстетическим диссидентом (вот почему все, написанное им тогда, сохранилось и по сей день, его книги читаются и переиздаются). То есть политика, актуальность, критика существующих отношений непременно присутствовали в его текстах, но не в этом было их основное качество. Это было лишь следствием, в то время как целью — и не только для Эстерхази, но и многих других представителей его поколения — было стремление к тому, чтобы литература вновь стала литературой, подчинялась не только законам жизни, но, главным образом, законам бытия, исходила не из интересов (это сфера политики!), не из социальной шелухи повседневного существования, но из эстетических и этических ценностей, в том числе и такой ключевой, как свобода.

Наличие вполне определенной, хотя и редко формулируемой системы ценностей, очень ясное отношение к миру всегда ощущались в основанной на игре поэтике Эстерхази — поэтике, разумеется, постмодернистской, но воплотившей в себе оригинальную, не эпигонскую версию постмодернистского дискурса. «Плутовство с языком» было для автора серьезной игрой, когда шутка, ирония, по его собственному выражению, всегда стояли на месте значительной мысли.

Новый роман Эстерхази для многих критиков и читателей стал сюрпризом, «712 страниц концентрированного наслаждения», «чудо невозможного» — такие оценки прозвучали после выхода книги в венгерской прессе. У некоторых читателей «Harmonia cæelestis» возникло даже ощущение, что все написанное автором прежде было лишь подготовкой к ее созданию. Согласиться с этим, конечно, трудно. Но роман, безусловно, для Эстерхази итоговый, и беспрецедентный успех, выпавший на долю этого очень внушительного по объему и сложно организованного произведения, неслучаен. Свыше 100 тысяч проданных за два года экземпляров — в десятимиллионной Венгрии! Публикация романа на немецком, французском, испанском, итальянском, английском, многих славянских и скандинавских языках. Довольно единодушное признание со стороны как обычных читателей, так и высоколобой критики. Присуждение ряда престижных литературных премий… В чем причина такого успеха, свидетельствующего, среди прочего, о том, что и в наше время, вопреки распространенному мнению, высокая литература не тождественна элитарной и вовсе не обречена на внимание только узкого круга интеллектуалов? Причина, очевидно, в том, что Эстерхази, не отказываясь от современного понимания сочинительской работы как работы прежде всего с языковой реальностью, сохранив в «снятом» виде предшествующий опыт, создал подобие классического романа, объявленного невозможным «большого повествования», или, как выразился один из венгерских критиков, «выбрасывая в дверь все атрибуты традиционного романа, тайком возвратил их через окно». Таким образом, «Harmonia cæelestis» обозначила поворотную ситуацию в литературе, давно уже ощущаемую, но не манифестированную весомыми художественными достижениями.

Это новое качество отражается и в структуре романа, состоящего из двух, приблизительно равных по объему, взаимодополняющих, хотя и не слишком тесно связанных между собой частей.

Книга первая называется «Нумерованные фразы из жизни рода Эстерхази». В центре ее — Отец, почти каждый фрагмент начинается словами «мой отец». Но «мой отец» в данном случае — фикция, условное имя, заменяющее имена самых разнообразных героев, среди которых — как реальные предки автора, носители одной из самых громких и знаменитых венгерских фамилий, так и вымышленные (или невымышленные) персонажи, от вора, убийцы, бомжа до самого Господа Бога, а также литературные герои венгерских и невенгерских прозаиков. Этот прием и объединяет повествование в целостную, организованную по законам музыкальной композиции структуру, помогает уловить, придать форму и смысл тщете и анархии бесконечно многообразной панораме человеческого бытия и истории.

Книга вторая носит название «Исповедь семьи Эстерхази». Это — частный случай большой Истории, эпопея из жизни одной конкретной семьи: родителей автора, его деда, бабушки, ближних родственников, складывающаяся из частных и общих событий (от прихода к власти венгерских коммунистов в 1919 году и Второй мировой войны до депортации всей семьи в провинцию после 1945 года, революции 1956-го и кадаровской «консолидация» 1960-х годов); это — сага о диктатуре, с потрохами пожирающей человека, о распаде казавшегося когда-то прочным миропорядка. В центре «Исповеди…», как и в первой книге, — фигура отца. Но, показывая трагизм бытия, одиночество, постепенную деградацию этого так до конца и не понятого человека, Эстерхази повествует, конечно, не только о нем, и не только о классе аристократии, к которой принадлежала его семья. «…В нашей истории, — писал автор еще до выхода в свет романа, — речь идет не о том, что некая безответственная и циничная власть (коммунистов) растоптала, унизила, уничтожила бедных графов… а о том, что эта самая безответственная и циничная власть растаптывала, унижала и уничтожала графов — заодно с не графами, с интеллигенцией и рабочим классом, выступающим в нерушимом единстве с крестьянством, то есть речь — о ликвидации целой страны».

Если в первой книге романа господствует надысторический взгляд, «небесный» регистр, то во второй — земная конкретика, небесное здесь уступает место профанному. Взятые вместе, обе части романа — мистерия семьи, познавшей на протяжении веков рай и ад, в которой травестийно пародируются и высокие устремления, и несчастья, обрушившиеся на семью, самим Богом словно бы созданную для того, чтобы послужить «моделью» крайних полюсов бытия. Но семейным назвать роман Эстерхази можно только условно: граница реального и воображаемого здесь размыта, подвижна, доподлинные истории, явно достоверные эпизоды из жизни семьи перемежаются с фактами столь же явного вымысла, заимствованными текстами и трансформированными цитатами. Книга в целом — плод художественной фантазии, содержащий и подлинные события, детали и факты из истории Венгрии и семейной истории Эстерхази последних четырехсот лет.