Все есть - Мачей Малицкий Страница 19

«Уезжаю на год, пять, два» — известие сбило с ног, он знал ее, понимал, что не блефует, — «нужно сделать все, чтобы передумала», снаружи на подоконнике сидели две кошки, он открыл створку, ту, что поуже, кошки вошли, запрыгнули на кровать, оставил их в постели, вышел в сад, сел в зеленое кресло у стола, лицом к калитке, закурил, такса улеглась на траве возле его босых ног, зазвонили колокола (собака завыла, полдень), их звук приводил ее в ярость, увидел лицо (усталое, темные круги под глазами), колокола умолкли, «да, я все разрушил», — подумал и мгновенно успокоился, простота вердикта подсказала первый шаг, встал, пошел в дом, поднял трубку, набрал номер — «это я во всем виноват», «дошло, жаль, что так поздно», — ответила после долгого молчания. […]

— Пан Мачек, пан Мачек, — услышал доносящийся через открытое настежь окно голос Соседа с Горки.

[Пес тоже услышал. Соскочил с кресла и сел на пороге в сенях. Неохотно отложил книжку. Сосед с Горки никогда не заходил в дом. Останавливался на обочине и орал. Однажды спросил у него, почему. «Не хочу нарушать покой крепости». Ну, раз так. Вышел босиком за калитку. Пес это проигнорировал. Остался. Сосед держал в руке приличных размеров камень неопределенной формы.]

— Пан Мачек, что вам напоминает этот камень?

— Другой камень.

— А тот, другой камень?

— Еще другой.

— Я знал, что вы увильнете. Янек нарисовал горы. Красиво. Как живые. Ребята, что фотографировали картину Лысой, уже тут как тут. Снимают. Сказали, сделают открытку. Будет называться «Памятка с гор».

— Минутку. Где Янек нарисовал горы?

— У Старушки в комнате. На всех стенах.

— Ага, понятно.

— Что?

— Нет, нет. Ничего. Посмотрю попозже. Пойду-ка в дом.

— Что будете делать?

— Сидеть.

— Работать?

— Нет, сидеть. Или лежать.

[В кухне Пес стоял на столе, уставившись на цветок. На спине вздыбилась черная полоса. Рычал. И правда. Поразительная перемена. Пурпур победил зелень. Цветок победил листья. Подошел к телефону и набрал номер жены Соседа с Горки.]

— Добрый день. Цветок, который вы мне подарили…

— И ваш тоже? Покраснел? Ну да, та же самая рассада. Умирает. Через несколько дней завянет и сгниет. Одноразовое растение. Процесс подошел к концу. Я видела, муж показывал вам камень. Спрашивал, что он напоминает?

— Да.

— Меня тоже.

— И что вы ответили?

— Рыбу. Янек нарисовал горы.

— Да. Знаю. Спасибо.

— Поздравляю. Я не ошиблась?

— Ошиблись.

— Не сегодня, значит. А когда?

— В феврале.

[Едва положил трубку, зазвонил телефон.

Черт.]

— Когда?

— Двадцать четвертого.

[Второй завтрак. Луковый суп с лапшой из блинной муки. Опять кофе. Сел с кружкой и книгой на скамейку под кухонным окном. Конечно, с сигаретами. Чуть погодя явился Пес со своим одеялом. Положил одеяльце посреди самого большого солнечного пятна и вернулся в дом. Что-то забыл. Ну да — мячик. Старый, грязно-желтый, теннисный. Уронил его на край подстилки, прогнал бабочек и немедленно заснул, вытянувшись во всю длину. Даже не шелохнулся, когда прямо над головой пролетел «Нептун». Вертолет плавно изменил курс и направился к морю. Жара. Тишина.]

[…] «Глянь, вот эти сестры нашли мой бумажник», — сказал Анджей, увидев двух переходящих улицу монахинь; «задача общины — обследование определенных районов, поиск утерянных туристами и прохожими (выброшенных ворами) предметов, потом их можно в любое время суток получить „в привратницкой“», — подумал, «я, когда шел за бумажником, раздумывал, надо ли купить цветы, ты бы купил?» — спросил Анджей, «не знаю», — ответил и заказал два пива, «малые антонинки? тихие?» — пробормотал, «что ты сказал?», «ничего, прикидываю, как они могут называться».

Оставил группу за пивом-водкой под навесом возле гриля и медленно пошел по тропинке в гору, на вершине стояла окруженная соснами беседка, внутри стол, скамейки и — что было довольно удивительно — огромный зонт, «две крыши», — подумал; смахнул банки из-под пива, сел на скамейку, уперся ногами в край очищенного стола, снизу долетел обрывок разговора: «кетчуп?» «нет, спасибо, у меня есть помидоры», было тепло, очень тепло, необычно тепло для этой поры года и дня, закурил, спрятал сигарету в кулак, не хотел, чтоб его заметили, расстояние было небольшое — метров пятьдесят от силы, ногам сыро — носки и туфли еще не высохли, утром отправился в городок за несколько километров, дошел до рыночной площади, зашел в магазин, хотел купить газету, не оказалось, когда возвращался вдоль озера, хлынул дождь, за минуту промок насквозь, шел по щиколотку в воде, зеленые замшевые туфли стали черными, в гостинице сменил только рубашку, целый день туфли постепенно светлели («только утром будут совсем сухими и зелеными», — подумал), услышал взрыв смеха и обрывок диалога: «куда он пошел?», «на гору», «чудик какой-то», потушил сигарету, наблюдал из-под полуопущенных век за снопами искр — это гостиничный повар в длинном белом фартуке ворошил угли под решеткой гриля.

Он снял комнату, впервые за несколько недель наконец распаковал сумку, пришел к заключению, что такая жизнь ему подходит, с каждым часом росла уверенность, что его месячное отсутствие всем пойдет на пользу, позволит упорядочить и решить головоломки, и эту, самую важную, тоже, после посещения «неотложной помощи» (зубы, десны, скальпель, укол, надрез, антибиотик, облегчение) зашел в магазин с разными диковинами, купил щипчики для ногтей и очень острый нож для мяса, страшно удивили его эти покупки, когда вынимал их из рюкзака, особенно нож, положил его на тумбочку около кровати, только руку протянуть; «совсем охренел?» — буркнул и снял туфли. […]

[Скрипнула калитка, Пес вскочил, а из-за угла вышла Лысая. Уже не в красном летном комбинезоне. В коротких желтых брючках. Заткнутая за красный поясок синяя книга красиво контрастировала с зеленью блузки.]

— Почему это я их всех помню, а они меня нет или очень смутно? Слушай, на дороге проходила мимо двоих мужчин. Старик с рюкзаком и молодой парень на велосипеде. Старик спросил у велосипедиста: «вы мной довольны?», «а кто вы такой?» — ответил тот.

— Почему ты спрашиваешь?

— Когда я утром от тебя уходила, возле калитки столкнулась со знакомым травником из восьмой деревни, ты же знаешь, я их всех знаю, поздоровалась с ним, а он бормочет: «давно вас не видел». Чушь. За последние две недели виделись раз пятнадцать. Потому и спрашиваю. «А я вас очень часто вижу», — пробормотала в ответ. И еще одно. Объясни мне: почему я улавливаю сигналы, приходящие из разных мест за сотни километров, — сижу в саду, с кем-то разговариваю и вдруг понимаю, вдруг меня осеняет: что-то происходит, что-то случилось, я извиняюсь, илу в дом, поднимаю трубку, набираю номер, никто не отвечает, а через несколько дней получаю доказательство, что сигнал и вправду был, слышу это в голосе, в словах, в тоне, в интонации?