Голос крови - Том Вулф Страница 19

Нестор не может совладать с дыханием… Не может взять себя в руки, а от этого его словам меньше веры.

– Скажи ей почему, – говорит Владыка этого Царства каким-то новым, низким и мягким загадочным голосом… давая понять, что многое недосказано.

Мами смотрит на Нестора.

– Что случилось?

Потом снова на мужа.

– Качи, ты должен мне сказать! Ты не ушибся?

На октаву выше обычного, на зыбкую октаву, Нестор взмаливается:

– Клянусь тебе! Папа взялся тащить эту штуку в одиночку! Смотри, какая она здоровая! Он ее не удержал и, когда я хотел помочь, отпрыгнул, ну, хотел отпрыгнуть – и не удержал равновесия, а каха-чина – об стену и сверху на него! Так, пап? Так же все и было, правильно?

Стоя на коленях, мами принимается причитать. Прижав ладони к щекам, она повторяет:

– Боже правый… Боже правый… Боже правый… Боже правый!..

«Я, Камило Камачо» не отрываясь смотрит на сына и так свирепо оттопыривает щеку языком, что губы с одной стороны расходятся, обнажая зубы.

– Папа, ты должен ей сказать!

Голос Нестора срывается на визг.

– Папа, я знаю, что ты делаешь! Ты изображаешь улыбку статуи Терпения!

…Этому выражению Нестора обучила Магдалена. Она умела находить такие штуки.

«Смотри, На Что Ты Меня Вынуждаешь».

Все тем же низким мягким голосом:

– Ты со мной так не говори. Важный Коп – да только все знают, кто ты есть.

Мами принимается рыдать, давясь всхлипами.

Тут и у Нестора на глаза набегают слезы.

– Это нечестно, папа!

А губы дрожат, не совладать.

– Я помогу тебе встать! Я вынесу ящик во двор! Но так нечестно, не надо! Это несправедливо! Ты притворяешься! В статую Терпения играешь!

Нестор поднимается с корточек… Все, он уходит! Сдерживая слезы, выбирается в узкий коридорчик, ведущий в передние комнаты. Позади открывается дверь… свет… Он сразу понимает… Йея и Йейо – вот уж кого он сейчас меньше всего хотел бы видеть посреди этой катавасии.

Бабка, шагая позади, говорит по-испански:

– Что за тарарам? Нас с кровати чуть не выбросило! Что стряслось?

Думать придется быстро… Нестор останавливается, оборачивается и выжимает из себя самую широкую и радостную улыбку, какую только может. Ну и крестьяне же эта парочка, что стоит перед ним! Не пустить их к сыну, «Я, Камило Камачо», – это сейчас главное… Йея низкорослая и коренастая, ее объемистые формы обтягивает какой-то цветастый балахон. Но главное – волосы. Голубой шар, Хайалийский Голубой Шар для сеньор определенного возраста. В Хайалии пожилые леди не красят седые волосы, по крайней мере, не красят в привычном смысле… Сорок восемь часов назад, готовясь отмечать день рождения, Йея отправилась к парикмахеру. Он постриг ее, как положено в ее возрасте, коротко, подкрасил немного – по-английски это будет «синькой», чтобы придать седине голубой отлив, высушил феном, уложил волосы назад и растрепал, чтобы прическа превратилась в голубой шарик одуванчика, «хайалийскую каску», как это здесь прозывается. У Йеи прическа немного помялась с того боку, которым лежала на подушке, но распушить и взбить хайалийскую каску, пока она еще цела, видимо, не проблема. Прямо над бровями в волосы Йеи вкручена пара бигудюшек. Рядом с ней Йейо, высокий старик. Когда-то он был крупным, плотным и сильным мужиком. И по-прежнему плечист и росл, хотя немного ссутулился. Но сейчас он похож скорее на широкую, но угловатую вешалку для антикварных пижамы и халата, в которые облачен. И явно выглядит как человек, против воли вырванный из сладких объятий Морфея. У Йейо восхитительно густая седая грива. Не иначе Господь накрепко прибил каждый волос на его голове. Когда-то он был по-настоящему красивым мужчиной, щедро наделенным уверенностью в себе и силой, не говоря уже о властном характере… Но сейчас волосы Йейо торчат во все стороны, как изломанная метла, – все это Нестор замечает в один миг… и их лица. Сейчас это не любимые абуэло и абуэла. Совсем нет. Если он правильно читает по глазам, эти люди негодуют, что он дышит с ними одним воздухом…

Как их отвлечь. Идея.

– Happy… feliz cumpleaños, Yeya!

Идиот. Все провалил. Чуть не поздравил по-английски. От подобных штук стариков коробит: если молодежь заменяет английскими словами такие традиционные формулы, как Feliz cumpleaños… Йея выразительно смотрит на Нестора. Не придуривается ли он? Или такой простак? Гонит картину? Бабка бросает взгляд на его умышленно тесную рубашку.

– А, наш силач, – говорит она. – Телезвезда. Мы видели тебя, Несторсито. Всё видели.

Она принимается мерно кивать, поджав губы и стянув их куриной гузкой на манер горловины кошелька, затянутой пропущенным внутри шнурком…

– Да-да, Несторсито, мы видели слишком много…

Не успевает Нестор ответить, заговаривает (по-испански) Йейо:

– Зачем ты сообщил им свою фамилию?

– Кому сообщил, Йейо?

– Телевидению.

– Я не сообщал.

– А кто тогда, – подхватывает Йея, – сорока на хвосте?

– Не знаю. Как-то выяснили.

– А ты знаешь, что это и моя фамилия? – продолжает Йейо. – И отца твоего. Ты знаешь, что мы дорожим своим именем? Знаешь, что мы, Камачо, уходим корнями в глубь веков? Знаешь, что у нас есть славная история?

:::::: Знаю ли, что ты дополнил славную историю рода, борясь с бурными потоками дерьма в гаванской канализации? Знаю, знаю, спесивый ты старый мерин.:::::: Теперь по мозговому стволу Нестора подымается чистейшая злоба без всякой примеси обиды. Нужно уйти, пока слова не сорвались с языка.

Во рту у него пересохло, горло стянуло.

– Да, Йейо, – удается ему произнести. – Я это знаю. Мне надо идти.

Он поворачивается к выходу, и тут… брык-хнык-скрип шлеп… …брык-хнык-скрип шлеп… …брык-хнык-скрип шлеп… в глубине коридора… О господи… мать пытается вести отца под руку… «Я, Камило» локтем опирается на ее предплечье, дрожащее под тяжестью калеки. Он хромает, будто ушиб ногу… брык – шагнул, перенеся весь вес на «здоровую» ногу, неплотно пригнанные половицы трещат и скрипят… потом шлепок полегче – на «больную» ногу… осторожно… «страдальчески»… ступает… Какой наглый притворщик наша статуя Терпения!

Йея вопит:

– Камилито! О господи, что с тобой?!

В мгновение ока она оказывается рядом с ее Камилито и, пристроившись со свободного боку, сует ему под мышку обе руки, чтобы поддержать.

– Да все путем, мами, – говорит Камило. – Не надо, все нормально.

«Сколько мужества в его голосе! – отмечает про себя Нестор. – Какая твердость духа!» Вообще-то, наверное, довольно неприятно, когда тебе в мякоть подмышки упираются основаниями ладоней.