Сговор остолопов - Джон Кеннеди Тул Страница 19

— « Трудо —любивый».

— «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, покойного склада…»

— « Спокойного склада». Дайте сюда, — рявкнул Игнациус, выхватывая у матери газету. — Прискорбно, что вы так и не смогли завершить свое образование.

— Папуля очень бедствовал.

— Я вас умоляю! В данный момент я не вынесу прослушивания этой мрачной истории еще раз. «Опрятный, трудолюбивый мужчина, надежный, спокойного склада.» Боже милостивый! Что же это за чудовище им требуется. Боюсь, я никогда не смогу работать на концерн с подобным мировоззрением.

— Ты ж до конца дочитай, дуся.

— «Конторская работа. 25-35 лет. Заявления принимаются в „Штаны Леви“, угол Индустриально-Канальной и Речной, между 8 и 9 часами ежедневно.» Что ж, это не подойдет. Я никогда не смогу там появиться до девяти утра.

— Дуся, если же ты работать пойдешь, так надо ж раненько вставать.

— Нет, мамаша. — Игнациус швырнул газету на духовку. — Я слишком высоко установил прицельную планку. Мне ни за что не пережить подобного типа работы. Я подозреваю, что нечто вроде маршрута доставки газет окажется довольно приемлемым.

— Игнациус, стыдно такому большому мальчику пендали крутить, да газеты развозить.

— Вероятно, вы сможете возить меня в машине, а я буду разбрасывать газеты из заднего окна.

— Слушай меня, мальчик мой, — рассердилась миссис Райлли. — Завтра же пойдешь и чего-нибудь попробуешь. Я тут не шутки шучу. Первым делом сходишь по этому вот пробъявленью. Ты мне голову морочишь, Игнациус. Я тебя знаю.

— Хо-хмм, — зевнул Игнациус, являя на свет вялый розовый язычок. — «Штаны Леви» на слух воспринимается так же плохо, если не хуже, чем наименования иных организаций, с которыми я вступал в контакт. Очевидно, я уже начинаю скрести по дну рынка наемного труда.

— Ты погоди, дуся. Ты хорошо добьешься.

— О Боже мой!

* * *

У патрульного Манкузо появилась хорошая мысль, которую ему подсказал не кто иной, как Игнациус Райлли. Патрульный давеча телефонировал им домой осведомиться у миссис Райлли, когда та сможет пойти в кегельбан с ним и его тетушкой. Однако трубку снял Игнациус и завопил:

— Прекратите досаждать нам, монголоид. Если б у вас имелась хоть толика разума, вы бы расследовали притоны, подобные «Ночи Утех», в котором мою возлюбленную матушку и меня унизили и ограбили. Я, к несчастью, пал жертвой порочной, растленной проститутки, явно нанятой этим баром. В довершение ко всему, его владелица — нацистка. Нам едва удалось спасти свои жизни. Ступайте расследовать эту банду и оставьте нас в покое, разрушитель чужих домов.

В этот момент миссис Райлли удалось вырвать трубку из рук сына.

Сержант обрадуется, узнав про такой притон. Рассчитывая на благодарность в приказе за полученный донос, патрульный Манкузо прочистил горло и вытянулся перед сержантом:

— У меня есть верные сведения о месте, где нанимают проституток.

— У тебя есть верные сведения? — переспросил сержант. — И кто дал тебе эти верные сведения?

Патрульный Манкузо решил, что в это дело Игнациуса впутывать не стоит по нескольким причинам, и остановил свой выбор на миссис Райлли.

— Одна знакомая дама, — ответил он.

— И откуда этой знакомой даме известно это место? — снова спросил сержант. — И кто ее в это место привел?

Патрульный Манкузо не мог ответить: «ее сын». Могли открыться кое-какие старые раны. Ну почему разговоры с сержантом никогда не проходят гладко?

— Она была там одна, — наконец, выдавил патрульный Манкузо, пытаясь спасти допрос от полного провала.

— Знакомая дама в таком месте одна? — заорал сержант. — Что ж у тебя за знакомые дамы? Она, наверно, сама — наемная проститутка. Убирайся отсюда, Манкузо, и приведи мне настоящего подозрительного субъекта. Ты мне никого еще не привел. И никаких больше верных сведений от проституток. Сходи загляни в свой шкафчик. Ты сегодня солдат. Вали.

Патрульный Манкузо сокрушенно отчалил к шкафчикам, задаваясь вопросом, почему у него с сержантом никогда не выходит, как надо. Едва он вышел, сержант повернулся к детективу и сказал:

— Отправь-ка парочку наших людей в «Ночь Утех» как-нибудь вечерком. Там кто-то нашел с этим тупицей общий язык. Только ему ничего не говори. Я не хочу, чтобы вся слава досталась этому болвану. Пусть ряженым ходит, пока на него никто не клюнет.

— Знаешь, а ведь нам сегодня еще одна жалоба на Манкузо поступила: дамочка жалуется, что какой-то заморыш в сомбреро прижимался к ней вчера вечером в автобусе, — сказал детектив.

— Дело серьезное, — задумчиво ответил сержант. — Что ж, еще одна такая жалоба — и мы арестуем Манкузо.

* * *

Мистер Гонзалес включил свет в небольшой конторе и зажег газовую грелку около своего стола. Все двадцать лет, что он проработал в «Штанах Леви», он всегда приходил на работу самым первым.

— Было еще темно, когда я сегодня утром прибыл, — говорил он мистеру Леви в тех редких случаях, когда мистер Леви был вынужден навещать «Штаны Леви».

— Вы, должно быть, слишком рано из дому выходите, — отвечал мистер Леви.

— Я стоял на ступеньках конторы сегодня утром и беседовал с молочником.

— Ох, помолчите, Гонзалес. Вы получили мои билеты на самолет до Чикаго на игру «Медведей» с «Шулерами»?

— Я уже обогрел всю контору к тому времени, как на работу прибыли остальные.

— Вы жжете мой газ. Сидите в холоде. Вам полезно.

— Я сделал две страницы в гроссбухе за сегодняшнее утро, пока находился здесь один. Смотрите, я поймал крысу у водяной колонки. Она думала, что еще никого нет, а я пристукнул ее пресс-папье.

— Да уберите же от меня эту чертову крысу. Это место меня и так угнетает. Садитесь-ка на телефон и закажите мне гостиницу на Дерби.

Однако, мерила усердия в «Штанах Леви» были весьма низки. Исполнительность являлась достаточным поводом к повышению. Мистер Гонзалес дослужился до заведующего конторой и принял на себя командование несколькими удрученными клерками. Он никогда не мог в точности припомнить фамилий ни клерков, ни машинисток. Временами казалось, что они приходят и уходят чуть ли не ежедневно, — за исключением мисс Трикси, восьмидесятилетней помощницы бухгалтера, которая с ошибками переписывала цифирь в гроссбухи Леви вот уже почти полвека. Даже свой зеленый целлулоидный козырек она не снимала по пути на работу и домой, что мистером Гонзалесом истолковывалось как символ лояльности «Штанам Леви». По воскресеньям она иногда надевала козырек и в церковь, по ошибке принимая его за шляпку. Надела она его и на похороны брата, где он был сорван с ее головы более бдительной золовкой слегка помоложе. Однако Миссис Леви некогда отдала приказ мисс Трикси на работе держать несмотря ни на что.