Пловец - Ираклий Квирикадзе Страница 19
Пловец - Ираклий Квирикадзе читать онлайн бесплатно
Он не помнил Шерли Энн Роуз, как не помнил имена других женщин, пациенток частной лечебницы – богатых бездетных американок, – где три летних сезона он работал лодочником.
Четверть века спустя «тайное оружие в борьбе с бездетностью» сидел ночью в рачинской деревне и гадал, сколько детей сотворил он на том далеком «острове любви».
Прошло несколько дней. Ноэ попалась на глаза фотография в газете, где советские и американские солдаты обнимались при встрече на Эльбе.
Он внимательно вглядывался в лица улыбающихся молодых американцев, топчущих плакат с нацистской свастикой. Похожих на себя он не увидел…
– У меня тоже есть сын! – сказала учительница английского языка.
И Ноэ услышал грустную историю о том, как была изгнана из своего дома учительница английского языка по обвинению в измене мужу, воевавшему на фронте. Виной всему был ее школьный друг, который ослеп, подорвавшись на мине, и которого она приютила у себя.
Муж воевал на фронте, а она ухаживала, водила за руку постороннего мужчину, и родственники мужа не могли простить ей этого. Из уст в уста разносилась сплетня, что она поселила в своем доме любовника.
Вернулся муж, прошедший от Керчи до рейхстага в чине майора.
Ему доложили сплетню в первый же день приезда. И в тот же день он прогнал жену, до полусмерти избил слепого.
Школьный друг устроился в цех по изготовлению щеток, где работали одни слепые, а она уехала учительствовать в рачинскую деревню. Сына у нее отобрали. Фотография семилетнего мальчика висела над ее кроватью… Ноэ смотрел в красивые заплаканные глаза учительницы английского, у него кружилась голова, он не хотел признаваться себе в том, что безумно влюбился, старым-престарым, в эту молодую женщину.
Ноэ стал замечать за собой странность. Ночи напролет он сидел на своем балконе, глядел на небо, на звезды, на дом учительницы. Как у ночной птицы, глаза начали ясно видеть далекие предметы. Он глядел на мир, как в подзорную трубу. Вот ползет змея, зеленым огнем мерцают глаза полевой мыши. На дальнем холме путник чиркнул спичкой, прикуривая сигарету. На мгновение озарилось лицо. Ноэ разглядел небритую щетину, металлические зубы и сплющенный нос незнакомца. Ноэ не мог понять, каким образом далекий мир так приближен и сфокусирован в его глазах.
Он не мог оторвать глаз от окна учительницы английского языка. Он проклинал себя за бессовестность, но взгляд его каждую ночь тайно проникал в комнату, где на узкой кровати спала пышнотелая, красивая женщина. Ноэ смотрел на ее полузакрытые глаза, под веками двигались зрачки. Женщина видела тревожные сны.
Иногда она поднимала голову над подушкой, долго смотрела перед собой в пространство. Потом вставала и подходила к окну, стояла обнаженная, жадно глотая прохладу…
Ноэ бросало в жар от этого зрелища. Он клал себе на голову мокрое полотенце. Раскаленный лоб мгновенно испарял холодную влагу. Ноэ ничего не мог поделать с собой. Каждую ночь он, ненавидя себя, шел на балкон и неотрывно смотрел на спящую. Он любил ее так, как не любил ни одну из женщин, сотни американок его молодости не вызывали в нем этого чувства. Жену Ксению Метревели он не успел полюбить: его сослали в Верхоянск. Там на полюсе холода его любовь замерзла, верхоянская женщина, родившая Тасо, согревала его тело, но не смогла согреть его сердце. Вернувшись в Рачу, он не знал женщин. В военные годы он председательствовал, не замечая нескольких одиноких вдов, жадно разглядывающих его сильную, не поддающуюся старости фигуру… И вот сейчас, после бессонной ночи, когда учительница уходила в школу, он шел вглубь двора, к ореховому дереву, взбирался вверх и там, спрятавшись в густой листве, смотрел в школьные окна. Он видел ее, стоящую у черной доски, безумными глазами следил за каждым ее шагом по классу.
Целыми днями просиживал он на ореховом дереве, не замечая дождей, ливших беспрестанно все осенние месяцы. Он забросил хозяйство. Не слезая с дерева, он как бы сросся с ним, зарос седой щетиной, стал походить на древнее лесное божество, свирели только не хватало ему, чтобы наигрывать на ней грустные мелодии своей поздней любви.
Учительница английского, не подозревавшая, что творится с соседом-стариком, несколько раз заходила к нему во двор. Ноэ сторонился ее. Необычная робость не позволяла зaговорить с ней, взглянуть на нее, стоящую рядом. Тасо вела разговоры с учительницей. Та спрашивала: не болен ли Ноэ? куда он исчез? Ноэ стоял, затаившись, в глубине комнаты, у комода с разбитым зеркалом, и всматривался в свое тусклое изображение.
Он видел маску, надетую на него временем, но под этой маской он чувствовал движение крови, которую освежила любовь.
Любовь – обильная, желающая разлиться, выйти из берегов – была заперта в старом теле, как подземное озеро, невидимое снаружи.
Прошло время сенокоса. Папуна Лобжанидзе вызвал Ноэ в правление колхоза и дал ему в руки лист бумаги. На нем рисунок, сделанный золотой краской. В лучах восходящего солнца на берегу моря стоят пышнотелая колхозница и мускулистый рабочий, держатся за руки и счастливо улыбаются.
Над рисунком профиль И. В. Сталина, одетого в китель генералиссимуса. А еще выше красными буквами: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
– Что это? – спросил Ноэ.
– Поедешь в Мацесту, полечишься! Тебя посылает государство!
Эта фраза была сказана таким тоном, что Ноэ на мгновение увидел всю территорию от Балтийского моря до Тихого океана и толпы людей, громко кричащих: «Ноэ, езжай лечиться в Мацесту!» В толпе он увидел стоящего с трубкой в руках генералиссимуса Сталина, председателя ВЦИК Калинина, маленького человека в очках, маршала Жукова, только что выигравшего войну, чуть усталого от трудной победы и смотрящего на Ноэ с затаенной завистью: «Едешь в Мацесту, счастливец». Увидел Долорес Ибаррури, которая подняла руку, сжатую в кулак в традиционном приветствии испанских интербригад, увидел Стаханова с отбойным молотком и множеством последователей стахановского движения, людей, имен которых Ноэ не знал, но видел их лица на страницах газет. Строители, знатные комбайнеры, зоотехники, вот капитан футбольной команды тбилисского «Динамо» Борис Пайчадзе, и он требовал от Ноэ поездки в Мацесту, актриса Любовь Орлова кивала ему белокурой головой и улыбалась.
Посреди всех этих тысяч людей стоял Левитан и своим знаменитым левитановским голосом говорил в микрофон: «Ноэ Лобжанидзе, ты отдал множество сил первому в мире государству рабочих и крестьян, и мы – государство – посылаем тебя лечиться в Мацесту».
Это видение было мгновенным, но таким реальным, как плакат на дверях деревенского агитпункта.
Ноэ поехал в Мацесту.
Соседями его по палате оказались Павел Павлович Красоткин, пчеловод, четверть века проработавший на пасеке, говорящий только о пчелах, и Исидор Абаев, водолаз, страдающий хроническим радикулитом.
Трое этих людей сдружились за месяц.
Вначале они вместе гуляли по длинным аллеям санаторного парка. Красоткин – голубоглазый, высокий, худой, в выцветшей тюбетейке, как у Максима Горького, чуть моложе Ноэ – ко всему относился с восторгом.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии