Впервые в Библии - Меир Шалев Страница 19
Впервые в Библии - Меир Шалев читать онлайн бесплатно
Тот факт, что Давид вытащил меч Голиафа из ножен, означает, что Голиаф даже не взял свой меч в руку. Из этого читателю понятно, с какого большого расстояния Давид метнул свой камень, — Голиаф еще и не думал вытаскивать меч из ножен. Но эта деталь свидетельствует также об особом литературном методе автора рассказа, который не объясняет читателю каждую деталь, а позволяет, более того — требует, чтобы тот сам понимал и извлекал одно из другого.
Этот писательский талант выражается и в другой тонкой детали. Обратите внимание на только что приведенную цитату: «Так одолел Давид Филистимлянина пращею и камнем, и поразил Филистимлянина и убил его; меча же не было в руках Давида» (1 Цар. 17, 50). Это предложение — явно часть песни. Легко увидеть некий особый стиль и размер, которые сильно отличают эту фразу от ее повествовательного окружения. Возможно, это часть песни, которую пели в те дни о войне Давида и Голиафа, — может быть, отдельная строфа, стоявшая в этой песне близко к фразе: «Саул победил тысячи, а Давид — десятки тысяч!» — которую мы услышим чуть позже в том же отрывке (1 Цар. 18, 7); там прямо сказано, что так пели в хороводах женщины «из всех городов Израильских». Я осмелюсь предположить, что именно это заимствование одной строфы из целой песни свидетельствует о том, что бой между Давидом и Голиафом действительно имел место. Если бы автор выдумал этот бой, он заодно придумал бы и вставил сюда всю победную песню, подобно тому, как вставлена в рассказ о переходе через Красное море вся победная песнь Моисея. Но автор рассказа о Давиде не придумывает ничего, он просто приводит цитату — отрывок из песни, сложенной позднее народом.
В скобках хочу отметить, что тот же прием повторяется и при описании войны объединенной армии израильтян с коленом Вениамина, которую мы упоминали раньше, после истории с наложницей в Гиве. Посреди сухого описания и там появляется строка, видимо взятая из песни, увековечившей этот бой и, очевидно, утерянной: «Окружили Вениамина, гнали его до Менухи, теснили за Гиву, нападали с востока от солнца» [34](Суд. 20, 43). А потом автор возвращается к своему обычному прозаическому стилю: «И пало из сынов Вениамина восемнадцать тысяч человек».
Вернемся к нашей теме. С тех давних пор и поныне многие поколения читают описание этого боя, и все понимают его в одном и том же смысле: маленький победил большого. Слабый победил сильного. Поклоняющийся Богу победил поклоняющегося идолам. Но на мой взгляд, эту историю стоит читать иначе: умный победил глупого. Неординарная мысль победила мысль рутинную. Импровизация победила концепцию, изобретательность победила застывшую формулу.
И так же следует понимать фразу, которую Саул сказал Давиду перед боем. «Не можешь ты идти против этого Филистимлянина, чтобы сразиться с ним, — сказал Саул, — ибо ты еще юноша, а он воин от юности своей». Саул хотел сказать, что «воин от юности своей» — это преимущество, а «юноша» — недостаток, но исход боя показал, что верно обратное. Голиаф был воином с юности своей, воином старым и многоопытным, а длительный опыт, при всех его преимуществах, порождает также консерватизм. Давид победил благодаря свежей мысли, благодаря пренебрежению правилами, принятыми в классическом единоборстве, благодаря отказу от застывшей концепции, благодаря оригинальному, неожиданному оружию. Ну и, разумеется, — с ним был Бог.
Теперь пора вернуться к обещанному. Как я уже дважды отметил, Библия предлагает читателю две версии восхождения царя Давида. По одной из них, Давид был тайком помазан на царство вместо Саула, а потом приведен в дом самого Саула, чтобы сыграть перед ним, и в результате стал его оруженосцем. По второй версии, Давид был просто молодым пастухом, который пришел навестить своих братьев — воинов, вышел на поле боя и победил Голиафа. Кто-то, редактировавший Библию еще в старину, попытался присоединить к эпизоду с Голиафом абзац, который призван был связать оба эти рассказа в один. Описывая, как Иессей послал Давида к братьям на поле боя, он добавил к этому натянутое объяснение: «А Давид возвратился от Саула, чтобы пасти овец своего отца в Вифлееме» (1 Цар. 17, 15). То есть он, мол, уже играл перед Саулом и уже состоит его оруженосцем, но время от времени приходит помочь отцу на пастбище и в один из таких приходов отец посылает его навестить братьев на поле боя.
Попытка интересная, но неудачная. Во-первых, во время войны царский оруженосец должен быть со своим господином на поле боя. Невероятно, чтобы он пошел пасти отцовских овец, тем более что лишь трое из братьев Давида вышли на войну с филистимлянами, так что в доме Иессея остались еще четверо, которые могли пасти овец вместо Давида. Но что еще важнее, из рассказа о сражении с Голиафом следует, что Саул вообще не знал Давида. Текст прямо говорит об этом: «Когда Саул увидел Давида, выходящего против Филистимлянина, то сказал Авениру, начальнику войска: Авенир! чей сын этот юноша? Авенир сказал: да живет душа твоя, царь; я не знаю» (1 Цар. 17, 55). Возможно ли, что царь не узнал человека, который постоянно играет перед ним, который состоит его оруженосцем и которому он за несколько минут до этого предлагал свои доспехи? И возможно ли, чтобы царский военачальник тоже не знал, кто это такой?
Та же ситуация повторяется и после победы Давида. Авенир привел к Саулу Давида с отсеченной головой Голиафа в руке.
Царь спросил: «Чей ты сын, юноша?»
И Давид ответил: «Сын раба твоего Иессея из Вифлеема».
Я читаю эти скупые и обыкновенные слова и ощущаю волнение и зависть. Как талантлив этот писатель, как замечательно ему удалось влить интонацию любопытства и настороженности в вопрос Саула и интонацию уверенности и угрозы в ответ Давида. Слова Давида очень просты: «Сын раба твоего Иессея из Вифлеема». Но их тон говорит, что Саулу лучше бы запомнить это имя, запомнить и не забывать.
Вернемся, однако, к нашей теме. Все эти нестыковки подтверждают предположение, что, несмотря на попытку их соединить, рассказ об игре и рассказ о единоборстве — это два разных рассказа. Если бы Давид, убивший Голиафа, был тот же Давид, что играл перед царем, Саул, очевидно, сказал бы: «А я-то думал, что ты умеешь только играть…» Но Саул вовсе не был знаком с ним. Он посмотрел на незнакомого красивого юношу, державшего в руке огромную голову Голиафа, и почувствовал, наверно, что не только Голиаф был побежден здесь сегодня, но, кажется, и он сам.
И действительно, в тот день в долине а-Эла потерпели поражение два человека: Голиаф потерял там голову, а Саул — корону. Оба они недооценили способности стоявшего перед ними молодого человека. Но по отношению к Саулу ситуация вдобавок была и унизительной, потому что выйти против Голиафа с пастушьей пращой в руке на самом деле надлежало именно ему. Во-первых, он единственный израильтянин очень высокого роста, возможно — вровень с Голиафом, а во-вторых, что еще важнее, он принадлежит к сынам Вениамина, а ведь именно они слыли в Израиле самыми искусными пращниками. Как мы помним, об этом говорилось уже в рассказе о наложнице в Гиве, которая была фоном для всей истории Саула — там о воинах колена Вениамина было сказано: «все сии, бросая из пращей камни в волос, не бросали мимо». Вполне возможно, что в искусстве пращеметания Саул даже превосходил Давида. Но Саул, как и Голиаф, тоже «воин от юности своей», то есть тоже находился в плену предвзятой концепции и устоявшихся правил, а согласно этим правилам, на единоборство выходят не с пращой и камнем, а с кольчугой, копьем, шлемом и мечом. Вначале издалека бросают друг в друга копья — как в единоборствах, описанных в гомеровской «Илиаде», — а потом, если нужно, сокращают расстояние и бьются лицом к лицу. Таковы правила, которых придерживались Голиаф и Саул — и по которым они были побеждены. Давид решил действовать по своим правилам — и победил обоих.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии