Дневник сумасшедшего (четвертая скрижаль завета) - Анхель де Куатьэ Страница 19

И нет у нас никакой «свободной воли». Все предначертано, все предопределено. И ни один волос не упадет с твоей головы... Мы просто выполняем Его замысел. Мы маленькие песчинки, которые перетекают из одной чаши песочных часов в другую. Ты не решаешь – двигаться тебе или нет. Это – иллюзия. Одна большая иллюзия. За тебя решают.

Как ты не понимаешь...

Ваня снова смеялся. А я вспомнил вдруг слова Альберта Эйнштейна: «Бог не играет в кости». Все в моем сознании встало с ног на голову. Что же это получается: что бы я ни подумал и ни придумал, на все это есть воля Господа? И моя формула – не моя формула. И мое откровение – не мое откровение. И мое решение – не мое решение.

А что же тогда «эффект бабочки»?! Если все предопределено, то и случайности предопределены. И результат, значит, всегда предопределен. И ничто не случайно. И если сегодня у меня над головой ясное небо, солнце светит – значит так и должно было быть. А если ураган в Нью-Йорке, то плевать на бабочку? Он должен был быть.

– Но постой, Вань, – что-то показалось мне странным во всех этих выводах. – Как же может Бог желать, чтобы ты не ел и умер от этого? Это странно. Зачем было тебе давать жизнь, чтобы потом ты от нее избавлялся. Какой-то пустоцвет...

– Странно это от тебя слышать, – ответил Ваня.

– Почему? – не понял я.

– Мне Ивановна сказала, что ты как в больницу ни поступишь, все у тебя какой-то новый план разрушения мира. Чем же ты от меня отличаешься? Я свой мир хочу разрушить, а ты – весь мир. Какая разница? Или мир тоже пустоцвет? Значит, Бог так сильно может ошибаться?

Меня колотило изнутри. Мне казалось, что моя голова сейчас просто сломается. Перегреется, как паровой котел, и рванет со всей дури! Боже мой! Что же со мной такое?! Может быть, я действительно не в себе?! Но почему мне так важно спасти Ваню?..

– Ваня, – протянул я, – но неужели тебе не плохо без еды? Зачем?..

– Это пройдет...

* * *

В коридоре послышался шум – звук шагов, крики, гомон. Мне показалось, что там человек семь или даже десять. Весь персонал отделения – врачи, медсестры, санитары.

– Нет, и не уговаривайте меня! – кричала женщина, кажется, Зоя Петровна. – Все, пора ему делать электрошок.

– Ну, может, подождем еще... Вдруг образумится, – причитала другая, чей голос был мне не знаком. – Процедуру надо было заказывать заранее...

Мысль, что сейчас мои мозги «подогреют» электрошоком произвела на меня парализующее действие. Я задрожал. Они тут, действительно, пытки устраивают! И почему мне делать электрошок?! Кто дал им право?!

Тут я все понял. Зоя Петровна – она и есть они...

– И слушать ничего не хочу! – Зоя Петровна раздражалась все больше и больше. – Почему вы сами его не кормили?! Ну как это можно больным доверять?! Вчера с Дутовым делов наделали, сегодня с анорексиком нашим. Куда это годится?! Я с вами еще разберусь!

Анорексия – это, когда люди ничего не едят. Да это же они Ване собрались электрошок делать! От этой мысли мне легче не стало. Теперь я перепугался за Ваню. Он только что произвел в моей душе настоящий переворот.

Но сейчас его «вздернут», и он ничего не будет соображать. После электрошока люди становятся, как овощи. А мне нужно столько у него узнать! Сначала они Стаса забрали, как только он мне про ручку рассказал, а теперь и Ваню забирают. После всего...

– Но, Зоя Петровна, не успеть все самим, – оправдывались голоса прочей медицинской публики. – Сами знаете, что сейчас с кадрами. Поувольнялись же все, дежурить некому...

– Какая разница, что у нас проблемы с персоналом?! Вы должны выполнять свои обязанности! Я-то рассчитываю, что все делается, как положено. Вы старшая сестра на отделении. Если что-то назначено, оно – назначено! Хорошо сейчас мне Худяков ни с того ни с сего истерику выдал! А то как бы мы узнали, что все это наше кормление больных анорексией – фикция?!

Сейчас у него кахексия начнется, и все – нам уже электрошок будет не провести. Вы же должны понимать, что это за процедура! Мы не можем ее ослабленным больным делать! А я-то думаю, что он все худеет и худеет... А оказывается, у нас его просто не кормят. Зонд для проформы вставляют! Дурдом!

– А вы думали... – пошутил кто-то из санитаров.

Все, забирайте, давайте. Электрошок и немедленно!

Галдеж переместился в соседний изолятор. Загремела коляска. Ваню повезли на электрошок.

– Следующим будешь ты, – сообщил мне коричневый.

Голова у меня закружилась, и я, кажется, потерял сознание.

* * *

Эта ночь прошла ужасно. Меня тошнило и рвало съеденной за день пищей, а потом и просто желчью. От лекарств все тело одеревенело. Я слышал голоса, множество голосов – обвиняющих, оскорбляющих, обличающих, пугающих, пророчествующих. Со мной разговаривали они – те, кто хотят моей гибели, те, кто боится моей силы, те, из-за кого я не могу выполнить свою миссию. И всем заправляла «Зоя Петровна».

Мне показывали чудовищные картины. Я видел, как Ваню истязают электрошоком. У него на голове специальный шлем, в который вмонтированы электроды. Его руки и ноги затянуты ремнями в специальном кресле. Его тело бьется в судороге, глаза вылезают из орбит, изо рта идет пена. А он улыбается мне и говорит: «Ни один волос не упадет с твоей головы без Его воли».

И я видел Бога. Бога, который допустил это. Бога, который создал этот мир, который я должен разрушить, потому что Он – БОГ – ошибся. Наш мир – это ошибка! И я спросил у него:

«Где Твоя святость, Господи?!»

И Он ответил мне:

«Все предопределено. Мир не оправдал моих надежд. Это я дал ему свободу воли, и вот как он распорядился ею. Что ты спрашиваешь у Меня, где святость? Моя святость – позволить этому миру умереть!»

Я видел Петра, который мучает сирых и убогих. Он называл их уродами. Я смотрел на это и понимал: это он себя ненавидит, ненавидя их. Он ничего не может изменить. Он приговорен к вечной муке. И он бы согласился умереть, чтобы прекратить ее. Но у него нет храбрости, которая есть у Вани. Он может только срывать свою злость на слабых – на тех, кто не может дать ему достойный отпор. Его сила – это сила бессилия.

Но когда Остап и Худяков попытались убить Петра, я не позволил им. Смерть не изменит Петра. А если Петр не изменится, ничего не изменится. Потому что мир состоит из людей, и если ты хочешь изменить мир, ты должен менять людей. Убивать их – это не выход. Но как изменить людей, если они не хотят меняться? И чем Остап лучше Петра, и чем Худяков лучше Ос-тапа. Они все повязаны своим бессилием. Это круговая порука.

А потом ко мне пришел Диоген. Он держал в своей руке платок и повторял:

«Ищу человека! Ищу человека!»

И тогда я спросил Диогена:

«А почему твой фонарь не светит?»