Ссудный день - Чак Паланик Страница 18

Через закрытую крышку багажника Уолтер выразил сожаление по поводу происходящего, по поводу Холокоста и всего такого. Заверил, что ничего подобного не будет. Он парень толерантный, свой урок в школе усвоил хорошо. Когда-то в средних классах он сделал диораму о геноциде евреев в качестве домашнего проекта. Это был его ответ придуркам в интернете, отрицающим Холокост. Он построил печи из конструктора «Лего», над их трубами курился зловещий дым, пахнущий сандаловым деревом – пришлось использовать ароматические палочки, больше ничего подходящего в «Уолмарте» не нашлось. Игрушечный бульдозер сгребал голых кукол Барби в братскую могилу, торопясь скрыть трупы от наступающих войск союзников. Уолтер приложил массу усилий, – а в награду был отправлен к школьному психологу смотреть кино про то, как плохо быть бестактным упоротым болваном.

С тех пор Уолтер культивировал в себе внимательное отношение к религиозным убеждениям окружающих, изо всех сил стараясь не оскорбить ничьих чувств.

Убирая в недра плаща трубочку, он нащупал свернутое проволочное кольцо. Удавку.

По правде, не было у него никакого пистолета. Выпуклость в кармане, которой он пугал старика, содержала в себе внушительный пакет сорта «калифорнийский ультрафиолет». И еще катушку скотча, которым Уолтер забыл воспользоваться. Наклонившись к багажнику, Уолтер шепотом заверил:

– Короче, травить вас газом никто не будет.

И только потом догнался порнухой. Он еще ничего не знал. Не видел всей картины.

Похищение прошло так легко, так тихо, так безболезненно… следовало бы сразу почуять подвох. Чудовищный подвох.

– Каким еще газом? – ответили из багажника. – Какого черта меня травить? Я лютеранин, мистер Террорист.

И раскаты злорадного смеха донеслись из-под крышки.

* * *

Шестьдесят дней спустя список был заморожен. Имена с недостаточным количеством голосов были исключены. Награды за оставшихся – зафиксированы. Приняли меры для того, чтобы игроки не могли вычислить и внести в список друг друга. Когда настанет Ссудный день, список будет уничтожен.

* * *

Это Пайпера заставили повторить много раз. Каждый раз с одной и той же интонацией, будто он робот.

– Ссудный день настал, – послушно декламировал он.

Ссудный день настал. Ссудный день настал. Ссудный день настал.

Повторенные часто, слова утратили всякий смысл. Превратились в мантру, в барабанную дробь. Требовалось прилагать усилия, чтобы не смазать коварную двойную «с» в начале. Пайпер знал, что каждый дубль идеален, однако оператор за камерой раз за разом давал ему сигнал повторить.

В какой-то момент ему пришлось попросить воды. Ассистент порылся в заполненном льдом контейнере и сообщил, что у них только пиво. Съемка возобновилась.

– Ссудный день настал.

И так много раз.

– Списка не существует.

И так много раз.

– Первой жертвой войны становится Бог.

И так много раз.

– Тот, кто в двадцать пять лет способен встать лицом к реальности, в шестьдесят способен ее диктовать.

Директор по кастингу – Клем, Руфус или Нэйлор – сверился со своими записями, кивнул и поднял глаза на Пайпера.

– Отлично. Теперь нам надо все то же самое на испанском.

Хлопнуть дверью Пайпер не мог – была нужна работа. Наконец Клем пообещал, что свяжется с его агентом по поводу подписания контракта. Все члены комиссии по очереди пожали ему руку немытыми мозолистыми лапищами и каждый пробурчал «спасибо». Оператор сунул ему большой плотный конверт и проводил до парковки. Как только Пайпер оказался в машине, вдали от посторонних глаз, он вскрыл конверт. Внутри лежала перевязанная бумажной лентой пачка стодолларовых купюр. Пайпер не знал, что это – взятка или предварительный гонорар. Все, что произошло с ним в этот день, было похоже на его представления о съемках порнографии. На бумажной ленте было напечатано: $10000.

* * *

Чарли поместил резиновую прокладку в гидравлический пресс, сверху расположил стальной прижимный фланец, продел в отверстие болт. Нажал на педаль, и пресс зашипел, скрепляя детали. Чарли закрутил контргайку, как полагалось по техническим условиям, отпустил педаль, вынул из пресса готовый упор моста и бросил в сетчатую корзину, на которой значился номер изделия. Взял очередную прокладку, очередной фланец, очередной болт. Прежде работа была унылой и нудной, теперь же каждое повторение наполняло его радостью. Это был обратный отсчет к новому будущему, и впервые в своей взрослой жизни Чарли ждал будущего с нетерпением, как когда-то ребенком ждал Рождество.

Невозможное случилось. Гаррет Доусон сказал ему: «Эй, ты!» – и сделал Чарли знак подойти. Король цеха Гаррет Доусон.

Вот так одним коротким жестом жизнь Чарли была спасена.

Среди всех громогласных и наглых уродов, с которыми приходилось сосуществовать в цеху, этот человек выбрал его! Чарли был польщен. Как в Библии, он чувствовал себя миропомазанным. Ему явился ангел. Он ведь, по сути, не жил до того дня, когда Гаррет Доусон вызвал его на разговор после смены и сообщил, что Чарли не такой, как все. Что судьба его простирается куда дальше заводского цеха.

Никто и никогда – ни учитель, ни священник, ни тренер – прежде не говорил Чарли, что он сможет участвовать в управлении миром.

Двадцать семь лет, работа на сборочном конвейере, три выговора с занесением в личное дело. Если он еще раз опоздает к проходной, его ждут четвертый выговор и увольнение. Со школьных лет Чарли привык довольствоваться малым. Он ничего не ожидал от окружающих, кроме элементарной вежливости. Он хотел, чтобы люди смотрели на него без страха. Не восторгались им, а просто его видели. Уважали достаточно, чтобы не спешить оскорблять и травить.

Теперь его выбрали и приняли в команду. Самую элитарную команду в истории. И если все получится, они станут главными законодателями новой нации. А нация, которой они будут управлять, станет править всем миром. Можно ли спокойно спать по ночам, когда впереди такое?

В тот день Гаррет Доусон показал на телефоне список. Объяснил Чарли, где в интернете этот список найти. Доусон увидел в Чарли способность к героизму, понял, что Чарли способен внести свой вклад в Ссудный день. Доусон объявил, что Чарли как раз из той породы мужчин, готовых за один день повернуть ход истории во благо общества.

Все это прозвучало от человека, который ни разу за семнадцать лет не опоздал на смену и в личном деле у которого не было ни одного выговора. Гаррет Доусон являл собой живое доказательство того, что тяжелый труд – занятие достойное. Доусон шел на риск, приглашая Чарли присоединиться, а ведь он человек семейный, ему было что терять.

Конечно, Чарли собирался оправдать оказанное доверие. Все-таки Доусон выбрал именно его из всех рабочих «Кей-Эл-Эм индастриз». Он наблюдал за Чарли издалека, оценил его спокойную сдержанность. Он безошибочно почуял, что Чарли умеет хранить секреты и не станет молоть языком, подвергая опасности все предприятие. Он увидел в Чарли скрытую силу, неиспользуемый потенциал. То, чего не замечал никто, даже родной отец, Гаррет Доусон определил сразу.