Рыжий дьявол - Михаил Демин Страница 18

Белели на окнах занавесочки, пол устилали пестрые циновки. В одном углу виднелась низкая широкая тахта, устланная оленьими шкурами. В другом — высился зеркальный гардероб. А посередине комнаты стоял большой длинный стол, весь уставленный бутылками и блюдами с закуской.

И возле стола — посвистывая и заложив в карманы руки — прохаживался сухощавый высокого роста парень с седою прядкой, спадающей на бровь.

— Привет, — сказал он, поблескивая металлическими зубами. — Я давно тебя жду!

И потом, потрепав Клаву по плечу, произнес, подмигивая:

— Ну-ка, сестричка, позаботься — налей нам по стопочке. Надо ж обмыть нашу встречу!

Так это, стало быть, Ландыш, сообразил я. Вот он каков! Но, интересно, зачем он здесь? Ох, это неспроста… Наверное, они сговорились заранее, и она привела меня специально для него, а вовсе не для себя…

И при этой мысли я почувствовал обиду, ощутил ее острый, болезненный укол.

Между тем Ландыш уже тянулся ко мне с наполненной стопкой. Я поднял свою. Клава — тоже. И мы все выпили за встречу. И потом — еще раз…

Я помалкивал, хрустел огурчиком и ждал, что же он мне еще скажет? Когда заговорит всерьез?

И он, наконец, заговорил.

— Тебе Клавка объяснила, зачем позвала тебя?

— Н-нет, — пробормотал я.

— Ну как нет? — подняла брови Клава. — Я же намекнула: за мной должок…

— Вот, вот, — подхватил Ландыш. — Тебе тут причитается кое-что… И куш немалый.

Он полез в боковой левый карман пиджака, зашуршал там и вытащил пухлую, толщиною в два пальца, пачку сотенных.

— Держи! — сказал он, протягивая мне банкноты. — Твоя доля!

— Доля? — спросил я, отшатываясь. — Какая? За что?

— Ну, чудак… За что? За работу!

«Стало быть, я не ошибся, — холодея, подумал я, — все так и было, как я полагал. Все точно, все точно!»

А Ландыш продолжал, держа деньги в протянутой руке:

— Ты же нам помог, и как еще! Сазаны-то^[7] ведь с ходу узнали твою машину. Ну и клюнули на эту наживку. И оказались — жи-и-рные!..

— А как ты им, кстати, объяснил мое отсутствие?

— Сказал, что ты задерживаешься в городе на три дня, и машину, дескать, отсылаешь пока обратно…

— А тебя-то они вообще знали?

— Нет, к моему счастью. Я им представился как твой новый шофер.

Ловко, проговорил я, — ничего не скажешь, ловко…

— Да уж конечно. Все чисто сделано, точненько, как в аптеке!

Рука его по-прежнему оставалась протянутой… Но потом она дрогнула, опустилась. Он посмотрел на меня с удивлением.

— Ты что — не берешь? Не хочешь? Может, думаешь, мало?

— Плевать я хотел на эти гроши, — сказал я резко. — Ты меня купить решил? Не выйдет.

— Ах вот ты как, — тихо, с расстановкой произнес он. — И улыбка сползла с его лица, оно посерело, осунулось — словно бы сразу постарело. — Вот как… С нами, значит, не хочешь?

— Ты с ума сошел, — сказал я, вставая, — о чем ты толкуешь?

Тогда он тоже встал. И вдруг бешеным движением швырнул деньги на стол и круто поворотился к Клаве. И крикнул, наклоняясь к ней:

— Что ж ты, паскуда, трепала? Языком своим сучьим лязгала? Что ж ты уверяла, что он — твой, что он — ручной, что из него веревки вить можно?!

Стол шатнулся. Зазвенели, сталкиваясь, бутылки. Одна из них опрокинулась, и вино полилось Клаве на платье. Но она как бы ничего не замечала; она сидела напрягшись, вытянувшись, прикусив нижнюю губу.

И она ни слова не сказала в ответ.

Секунду Ландыш смотрел на нее… Потом грузно сел на заскрипевший стул. Вытряс из пачки две папироски. Одну кинул себе в рот, другую — протянул мне.

— Садись, покурим, — сказал он, сопя, с трудом переводя дыхание. — Поговорим спокойно. Дело вот какое. Я тебе предлагал долю по-честному, по-доброму… Не хочешь — хрен с тобой. Но учти, работать ты на меня все равно будешь. Не за деньги, так задарма… Но — будешь! Ты мне нужен.

Я взял папиросу. Зажег ее и спросил с интересом:

— Что ты сказал? Я тебе нужен? Забавно… А для чего?

— Для дела. Ты же корреспондент! Всюду бываешь, все можешь узнать… Вообще человек нужный. Но главное — это твоя машина…

— Ты, что же, сам не можешь машину купить?

— Здесь, голубок, не Америка, — наставительно заметил он. — И даже не Москва. Машин тут мало, и каждая — на виду, на учете… Да и как купить? Даже если и купишь, сразу же придется объяснять, откуда такие деньги… Легковая машина стоит, в среднем, двадцать тысяч. А Клавкина месячная зарплата в сельсовете — семьсот рублей… Вот и толкуй!

— Так купи на свое имя.

— Тем более нельзя. Любой гражданин должен иметь службу и прописку. А я же не фрайер, я — жиган! Да и не живу я здесь…

— А где? — спросил я с наивным видом.

— Под землей, — ответил он резко. — И вот именно потому мне нужна машина легальная, казенная, чистая; такая, к которой никто не мог бы придраться. Такая, как твоя… Ого, сколько с ней еще можно дел провернуть!

— Ну, а если я не соглашусь, — сказал я, сильно затягиваясь папиросой и глядя на него сквозь дым, — ты, что же, зарежешь меня, что ли?

— Это-то запросто, — небрежно махнул он рукой. — Это дело плевое… Но только зачем? Ты все равно в капкане. Вот ты где у меня…

Он сильно, с хрустом сомкнул в кулак длинные свои пальцы. И потряс кулаком перед моим лицом.

— Но, но, не пугай, — сказал я, закипая, чувствуя, как поднимается во мне волна гнева. — Тот, кто пытался меня пугать, давно уже на кладбище, а тот, кому это удастся, еще не родился.

Я говорил так, но все-таки, должен признаться, чувствовал себя неуверенно. Я был растерян. И даже напуган… Меня безотчетно тревожила его странная доверительность, непонятная эта откровенность. Слишком уж смело он играл, слишком легко открывал свои карты!

И я был твердо уверен в том, что у него в запасе имелся какой-то последний, самый главный козырь… Какой?

— Чудак, — сказал примирительно Ландыш, — я тебя вовсе не пугаю. Но ты действительно в капкане. Ну, рассуди сам, дело-то было сделано в твоей машине! И тебя теперь ничего не стоит заложить, отдать на съедение… Как ты докажешь, что сам не участвовал, а?

— Могу сказать, что машину просто украли.

— Почему ж ты тогда сразу не заявил? — он покачал головой — Нет, это не оправдание…

— Но прежде надо доказать, что была именно моя машина!