Тайны Торнвуда - Анна Ромеро Страница 18

– Отлично. Вы управляете гладко. Это имеет значение.

Кори хмыкнула.

– Лесть откроет перед тобой любые двери, подруга. Большинство местных, кого я вожу, жалуются, что я летаю слишком медленно. Придурки. Никакого художественного чутья.

Я поймала себя на том, что хихикаю вместе с ней, и – пока «Сессна» с ревом шла к взлетно-посадочной полосе – снова призналась себе, что наслаждаюсь моментом. Несмотря на открывшиеся подробности о дедушке Тони, я находилась в приподнятом настроении.

Мои пальцы скользнули в карман, куда я сунула визитку, которую дала мне Кори. Провела пальцем по краю карточки, размышляя о старом мастере на все руки.

Хоб Миллер обрезает деревья, ловит поссумов, строит курятники, он ходячая энциклопедия. Он знает все об истории Торнвуда, по мнению Кори. А может, даже что-то еще о деде Тони – возможно, подробности суда по делу об убийстве в сороковых годах… и как получилось, что того обвинили в убийстве бабушки Тони.

* * *

Я на сверхскорости добралась до офиса Коссарта – отдать фотографии и торопливо заполнить ведомость по отработанному времени. Затем рванула в Торнвуд, то и дело поглядывая на часы на приборной доске. Утреннее приключение заняло меньше двух часов.

Я ожидала найти Бронвен перед телевизором, свернувшуюся клубочком на диване, как я ее оставила, может, крепко спящую, невзирая на какой-нибудь фильм. Телевизор орал, но в гостиной было пусто.

– Бронни?

Я заглянула в спальню, затем прошла по коридору и проверила другие комнаты. Они тоже были пусты. Не было ее и в кухне, а когда я выглянула на заднюю веранду, чтобы проверить двор, не обнаружила ее и там. Сердце стукнуло с перебоем, ладони вспотели. «Успокойся, – велела я себе, – она не ушла далеко. Вероятно, сидит на скамейке под палисандром или на лужайке…»

Задняя сторона дома выходила на запад, отсюда через лесистую долину открывался вид на пурпурные холмы. Северная часть двора круто шла вверх и заканчивалась у подножия маленького холма. Подножие холма густо заросло черноствольными эвкалиптами и кустами чайного дерева, а его вершина представляла собой открытое пространство гладких скальных выходов. Был всего лишь полдень, но тени уже окутали южную сторону холма, северная же его сторона была залита таким резким светом, что виднелся каждый листок и каждая сухая бурая травинка. Никаких других домов, ни следа цивилизации; только холмы, деревья и бескрайнее небо.

В отдалении на горизонте плыла огромная серая флотилия облаков, признак грозы, о которой предупреждала Кори. Сейчас тучи были неопасны, приближаясь медленно, почти украдкой. Тени в саду, казалось, чувствовали надвигающееся разорение, перемещались между деревьями.

Несмотря на удушливую жару, мои руки покрылись мурашками. Неужели в этом живописном месте действительно произошло жестокое убийство? Неужели в свое время Торнвуд служил домом хладнокровному убийце? Я подумала о больших просторных комнатах, уютных креслах, полированной мебели, которая так хорошо ужилась с моей собственной. Внезапно этот дом перестал казаться безопасной гаванью, которой я его вообразила.

– Брон, где ты?

С топотом сбежав по ступенькам заднего крыльца, я помчалась по кирпичной дорожке мимо запущенных гортензий, между двумя рядами переросших гранатовых деревьев и мушмулы. Скамейка под палисандром пустовала.

Я изо всех сил прислушивалась, мне мешал бешеный стук сердца, отдававшийся в ушах.

Поначалу моему уху, привыкшему к городскому шуму, тишина показалась абсолютной. Но вскоре мне открылась целая симфония звуков: пели цикады, бормотали в цветах пчелы, резко вскрикивали и трещали в кронах деревьев какаду. Мириады птиц самых разных видов насвистывали из невидимых укромных мест… и под всем этим, как басовая нота в сложной оркестровой пьесе, звучал низкий гортанный клич лягушки-быка.

Сквозь шум я вспомнила слова Бронвен.

«Если кто-то из нас умрет, другая останется одна».

– Бронвен!

По-прежнему никакого ответа. Паника охватила меня, до помрачения сознания. Я стремительно побежала вниз по холму, пригнулась, прорываясь сквозь садовую арку, увенчанную буйным париком из жасмина. Земля под ногами была голой и сухой. Непроходимая стена ежевичных кустов душила кривые гревиллеи и каллистемоны. По другую сторону зарослей мелькнул загон, на котором росли цитрусовые деревья. Где-то ниже по склону журчала вода. Я на цыпочках подкралась и заглянула в загон. Какое-то белое пятно виднелось на темном берегу того, что, вероятно, было ручьем. Там кто-то был, по-видимому, лежал на траве без движения.

Вспомнилась сцена из сна. Тени деревьев и кружащиеся, страшные очертания. Крик и смутная фигура с поднятой рукой, снова и снова наносящей удары. Тьма, расчлененная и трещавшая от страха…

«Если кто-то из нас умрет…»

С лихорадочно колотящимся сердцем, спотыкаясь, я поплелась вниз по холму, пытаясь отыскать проход сквозь стену из веток. Каждая крепкая ветка ежевики ощетинилась сотнями острых шипов, их угрожающие кончики горели на солнце алым, преграждая путь успешнее баррикады из колючей проволоки.

Я потеряла фигуру из виду. По телу пробежала паническая судорога. Приняв поспешное решение, я бросилась в первую же узкую брешь, на которую наткнулась. Длинные ветки ежевики упруго вставали поперек моей дороги, колючими шипами цепляясь за одежду, впиваясь в кожу, запутываясь в волосах. Я попала в ловушку, колючки с красными кончиками вонзались в руки и спину. Затем прямо передо мной возник просвет. Одним последним усилием я вырвалась из зарослей и ввалилась во фруктовый сад.

Бронвен резко обернулась на шум – на лице пятна солнечных бликов, глаза полны тревоги. Я увидела только ее испуг и, движимая первобытным инстинктом, бросилась защитить дочь. И при первом же шаге попала ногой в изогнутую петлей ветку. Я еще двигалась по инерции вперед, когда земля взлетела и столкнулась со мной. Дыхание с хрипом покинуло меня, и я, оглушенная, осталась лежать.

– Мам?..

Я не могла пошевелиться. Не могла дышать. Потом издала сиплый, свистящий звук, и мои сдавленные легкие очнулись. Мир вернулся в фокус. Повернув голову, я прищурилась в пятнистое небо. На меня внимательно смотрело лицо дочери – светлые брови нахмурены, нос наморщен.

Выпутавшись из ежевичного силка, я с трудом поднялась, отряхивая одежду. Загон кружился, пришлось опереться руками о колени и попытаться отдышаться. Когда голосовые связки восстановились, я выдохнула:

– Какого черта ты делаешь?

Глаза – такие голубые, что затмили небо, – расширились.

– Мам, посмотри на свои руки!

Я выпрямилась, сердито глядя на дочь. Щеки у нее пылали, в руках она держала банку с грязной водой, в которой извивались маленькие черные существа – головастики.

– Я же велела тебе сидеть в доме, – прохрипела я. – У меня чуть инфаркт не случился.

Она моргнула, затем быстро пожала плечами, изображая безразличие.