Время – река - Мэри Элис Монро Страница 18

Глядя на пламя, Мия не могла припомнить случая, когда она была такой одинокой. Ей хотелось плакать. Она пережила столько мучений за последний год только для того, чтобы потерпеть поражение от гриль‑тостера. Когда‑нибудь она расскажет эту историю на вечеринке, и все, включая ее саму, рассмеются. Но сейчас ее действительно можно было пожалеть. Дело было не в том, что она не знала, как справиться с хозяйственными проблемами. С неполадками в электричестве не смогла бы справиться ни одна ее подруга. Внезапно Мия осознала, что неспособна позаботиться о себе. В глухомани – и даже в городе – она всегда рассчитывала на то, что о ней кто‑то позаботится. Здесь же, в горах, ей нужно было рассчитывать только на себя.

Отложив в сторону мороженое, она подошла к книжному шкафу. Книги всегда успокаивали ее. Узкий луч фонарика прошелся по заголовкам. Пробуждение и Своя комната , прочитала она, надеясь, что ее вдохновят великие писательницы‑феминистки. До сих пор ей так и не удалось освободиться от иллюзий, а Вулф вдохновляла лишь на то, чтобы набить карманы камнями и отправиться на самое глубокое место реки.

Она перевела луч света на другую полку. «Более безопасная, с учетом моего душевного состояния, тематика», – подумала Мия. Она вытащила шесть книг. Это были очень тяжелые книги, покрытые толстым слоем пыли. Сморщив нос, она крепко прижимала тяжелые тома к груди, чтобы не уронить. Стараясь их удержать, Мия выронила фонарик. Она повернулась, чтобы взять его в руки. Луч света осветил заднюю стенку книжного шкафа.

На пыльной полке остались светлые полосы там, где стояли книги, но слева за книгами, у самой стены, примостился покрытый пылью том. Она положила на стол стопку вынутых книг о рыбалке нахлыстом, с любопытством вернулась к шкафу и поднесла фонарик поближе, чтобы получше рассмотреть. Тонкий том в кожаном переплете был втиснут за рядом книг. Пытаясь его вытащить, Мия обнаружила, что он прилип к полке. Она сдвинула другие книги и легонько дернула его, стараясь не порвать. Вытащив книгу, она подошла с ней к камину. Мягкая темно‑синяя кожа блестела в розоватом свете. Мия ладонью смахнула пыль с обложки. Золотыми буквами в окружении венка из листьев аканта было написано КУ .

– Кейт Уоткинс, – прошептала Мия.

Она поудобнее устроилась с книгой в кресле‑качалке, положив ее на колени. Страницы как будто слиплись, вероятно, за долгие годы, пока книга стояла зажатой в шкафу. С большой осторожностью она открыла ее.

Страницы были тонкими, как крылья бабочки. Затаив дыхание, Мия изучала строчки, написанные синими чернилами четким, аккуратным почерком. Это напоминало детскую тетрадь по чистописанию.

12 июня 1912 г.

Дорогой Дневник!

У Мии перехватило дыхание. Это был дневник юной Кейт Уоткинс!

Она вернулась в кресло и уставилась на тонкий томик в своей руке. Она не решалась начать читать. Правда, это были всего лишь невинные детские записки, при этом почти столетней давности. Какой от них вред? Разве в библиотеках не хранят старинные экземпляры подобного рода? Между тем она ощутимо почувствовала присутствие Кейт Уоткинс в хижине. Может быть, она, как гость, совершает преступление? Ведь дневник хранит чьи‑то сокровенные мысли.

Страницы дневника как будто ожили. Мия почувствовала, как по рукам побежали мурашки, хотя окна были закрыты. Она сказала себе, что ведет себя по‑детски, как девочка, писавшая эти строки, но, вспомнив сплетни о том, что в хижине водятся привидения, придвинула кресло чуть ближе к камину. Снова взглянув на дневник, она что‑то заметила в его середине. Перелистав страницы, она нашла фотографию. На коричневатом снимке были изображены мужчина и девушка. Они стояли на улице, у реки. При ближайшем рассмотрении пейзаж напоминал озерцо за хижиной. Мужчина был одет в костюм‑тройку и держал в руке удочку, деревянный подсачек и рыбину впечатляющих размеров. Его поза, так же как и улыбка, казалась расслабленной. Он был похож на человека, совершенно довольного тем, как прошел день.

Мия внимательнее присмотрелась к стоявшей рядом с ним девушке. Она была уже не подростком, но еще не сформировалась. На ней была темная старомодная юбка, из‑под которой виднелись высокие ботинки на пуговичках, и белая блуза с широким, спадавшим на плечи воротником. Длинные, блестящие темные волосы были туго зачесаны и завязаны огромным бантом, как было принято у девушек в начале века. Девушка стояла прямо, гордо держа в руках удочку, которая была выше, чем она сама. Она была красивой девушкой, хотя и необычной. Но в ее глазах читалось нечто такое – ум и остроумие, – что создавало вокруг нее ауру не ребенка, а женщины. Она словно смотрела прямо на Мию с фотографии – из другого времени, – а на ее губах играла легкая улыбка, как будто она думала: «Я знаю, кто ты и чего ты хочешь».

Кокетка, подумала Мия, переворачивая фотографию, чтобы посмотреть, было ли что‑нибудь написано на обратной стороне. Она едва смогла различить выцветшую карандашную надпись УУ и КУ , 1912 г.

Это была Кейт Уоткинс в молодости. УУ, предположила она, был ее отец. Они похожи, с высокими лбами и черными глазами. Он принадлежал к высшему обществу, о чем вполне можно было судить по стилю одежды и осанке. Итак, подумала она с улыбкой первооткрывателя, старая отшельница Кейт Уоткинс была дочерью знатного человека. Интересно, подумала Мия, кладя фотографию на место.

Она прочтет дневник, решила она. Она чувствовала, что эти страницы хранили то, что ей следовало прочитать. Может быть, там был ответ или ответы, которые она искала. Откинувшись в кресле и направив фонарик, она открыла дневник на первой странице и начала читать.

12 июня 1912 г.

Дорогой Дневник!

Я одна в своей комнате. Миссис Ходжес хочет наказать меня и сказала, чтобы я завела дневник. Он научит меня не рисовать на стенах. Она очень рассердилась и сказала, что я не такая леди, какой была моя мама. Очень обидно было услышать от нее такие слова. Я не помню свою маму.

Я не понимаю, почему она волнуется из‑за пустяков. В конце концов, это моя комната, разве не так? И мои рисунки довольно милы. Я потратила кучу времени, работая над лесной лилией. Очень сложно передать ее красновато‑оранжевый оттенок. Как много разных видов полевых цветов! Лоренс знает. Как они все называются. Надеюсь, что, узнав названия и привычки дикорастущих растений, я стану чуть меньше бояться леса. Я не хочу быть пугливой.

Папа говорит, что страх – наш злейший враг. Еще он говорит, что больше всего мы боимся того, чего не знаем. Я тоже в это верю.

Вот почему я нарисовала цветы на стенах. Не от упрямства и эгоистичности, как говорит миссис Ходжес. Совсем нет! Я думала, что если я нарисую цветы на стене, то буду смотреть на них каждое утро, просыпаясь, и каждый вечер, пока не засну, и выучу их названия.

Надеюсь, что папа не рассердится на меня. Мой папа – самый красивый мужчина в наших краях, так все считают. Говорят, что у нас обоих черные глаза. В его глазах столько любви, что, когда я смотрю в них, мне ужасно хочется быть послушной девочкой. Не думаю, что папа когда‑нибудь грешил так же, как я. Интересно, могут ли священники грешить?