Эротоэнциклопедия - Эва Курылюк Страница 18

«Война» Фалька подвигла меня на разработку компромиссной теории, которая учитывала бы и «мир», и «войну», а также все прочее. Этому чертовски трудному предприятию я дал рабочее название «теория панэротической сублимации». Там, где у Робина любовь заканчивалась, у меня она начиналась. Энергия, генерируемая подсознательным (биологическим) стремлением к соитию, фильтруется тканью. Какой? Без сомнения, мозговой, но, возможно, не только. «Фильтрация» оставляет «следы» (вероятно, в ядрах клеток). Твой соотечественник Стендаль воспользовался в «De l’amour» [37]блестящей метафорой «кристаллизация любви»: уподобил любовь «ветке», помещенной в «соляную шахту» (наши внутренности) и обрастающей кристалликами соли. То, что я именую «следами», — химические модификации, результат эротического опыта.

Процесс «кристаллизации» продолжается на протяжении всей жизни. «Веточки» образуют «кристаллическую оболочку». «Следы» меняют принадлежность (transfer). [38]Эротическая энергия, порожденная любовью к матери, первоначально кодируется следом «мама». Затем происходит «смена этикеток»: след «мама» переименовывается в след «жена», «обезьянка», «искусство», «работа», «борьба за мир», «война», «внучка» или «кошка»: «любимое существо, которое в настоящее время спит в моей постели» (цитирую нашего общего знакомого Яна Котта, [39]который передает тебе привет). Одним словом, эротическая энергия может служить практически чему угодно. И служит. Вот только твоему бедному Альфреду, пожалуй, жизни не хватит, чтобы все это описать.

3. Как видоизменяется эрос вследствие эмансипации женщин? Фундаментально. Подробно об этом расскажут тебе две мои студентки. Джоан, исключительно одаренная девятнадцатилетняя девушка, готовит дипломную работу «Любовь и право» (женщин): на образование, участие в выборах, профессиональную деятельность, свободную любовь, контрацепцию, аборты и т. д. В данный момент Джоан изучает статистику Калифорнии, начиная со Второй мировой войны и по сей день. Цифры потрясают. Растет число женщин, работающих профессионально; уменьшается количество браков и детей (у одной матери). На основе этих данных моя маленькая суфражистка исследует эволюцию эротических стратегий. И постоянно сокрушается, что «равенство» наступит через четверть века, когда она уже станет дряхлой старушкой.

Джоан — дочь канадки и ирландца. Она напишет тебе по-французски. Не обращай внимания на орфографию, с этим она не в ладах. И пусть тебя не пугает стиль другой моей любимицы: о ней ты еще услышишь. Андреа наполовину итальянка, наполовину вьетнамка: рыжеволосая красавица с раскосыми зелеными глазами. Бегло говорит на восьми языках, в том числе по-французски. Играет на скрипке и в шахматы. Занимается каллиграфией, снимает документальные фильмы о животных. Пишет зеркальным письмом (к счастью, не всё) и стихами. В тексты вставляет шарады и головоломки. Каждый параграф начинает искусной буквицей, завершает рисунком.

Андреа учится на двух факультетах: у нас и на синологии. У меня она готовит диссертацию, которая носит рабочее название «Пропасть» — между женщиной освобожденной (О) и порабощенной (П). По мнению Андреа, это «существа с двух разных планет». В доказательство она сопоставляет данные из многих областей. Они поразительны. Похоже на то, что эмансипация женщин влияет на их фигуру и вес; внешний вид и физическое развитие. Андреа видит женщин будущего высокими, худыми, атлетического сложения, с узкими бедрами. У них будет маленькая грудь, плоские ягодицы и животы, свежие загорелые лица. Они станут пользоваться кремами. Макияж заменят смывающимися татуировками, а короткие волосы будут окрашивать в разные цвета.

Моя гениальная диссертантка убеждена, что без свободы внешней нет свободы внутренней; без внутренней свободы — нет чувства собственного достоинства; без чувства собственного достоинства — нет веры в себя; без нее — нет жизненного напора. В здоровом теле поселится здоровый дух. Я с восторгом соглашаюсь. Потом робко намекаю, что эта идея не слишком нова. А прогресс никогда не бывает однонаправленным и однозначным. За свободу тоже приходится платить.

Печальна участь стареющего педагога: ему приходится развенчивать идеалы собственной юности. Наглядно демонстрировать, как одних свобода ведет к звездам, а других — к Schlaraffenland: [40]в край автоматов с кока-колой, шоколадными батончиками, мороженым (число автоматов растет пропорционально проблеме излишнего веса и лени). Моя роль заключается в том, чтобы напоминать Андреа: не стоит мерить по себе (она считает себя типичной «О» нашего времени) прочих смертных. Эта воспитанная в абсолютной свободе единственная дочь своих родителей (рано умершей миланской певицы и известного лингвиста) не знает ограничений; Андреа не страдает комплексами; все ей дается легко; хватает и сосредоточенности, и дисциплины; и она полагает, что является типичной женщиной.

Андреа жаждет вступить с тобой в переписку. Знает все твои книги. Под их влиянием она пришла к выводу, что помимо основных факторов (образование, автономия, мобильность, заработки) следует также изучать параферналии. Андреа считает, что эволюцию женской ментальности обуславливает «весь спектр»: диета, гимнастика, шорты, тампоны, кроссовки, рюкзак, автостоп, велосипед, ролики, собственная машина. Андреа делает ставку на движение: прежде всего тела, затем мозга. Она полагает, что это путь к решению таких типичных женских проблем, как истерия, депрессия, инерция, чувствительность, рассредоточенность, болтливость, иррациональность, фатализм, творческая бесплодность.

Андреа наверняка тебя очарует. На меня общение с ней действует подобно тонику. Когда она на роликах въезжает в мой кабинет, мне кажется, что уже наступил XXI век. Вчера она представила свой прогноз на ближайшие годы. Начала со спорта, которому придает большое значение. Андреа полагает, что уже в скором времени женщины будут выступать в соревнованиях вместе с мужчинами; что они в одиночку покорят высочайшие вершины мира, совершат кругосветное плавание. Женщина должна прочно стать на ноги, быть «подлинной партнершей мужчины в каждой области, в том числе в любви», — подвела итог Андреа и опустила глаза. Я знаю, что ее угнетает.

Моя гениальная эмансипантка зачитывается романами девятнадцатого века и мечтает о великой романтической любви: всепобеждающей, до гроба, необыкновенной. Поэтому ее так интересует моногамия сиамангов, ведь «homo sapiens, наверное, не хуже?» Вроде бы нет, бормочу я в ответ, вроде бы. И почти уверен, что перед глазами у нас стоит одна и та же картинка из жизни. На ней — мужское население нашего кампуса: толпа козлов и ослов, нахалов и слюнтяев. Их вид приводит Андреа в отчаяние. А ведь она не осознает самого худшего. Каждый из этих уродов убежден в своем превосходстве самца и готов отстаивать оное перед всяким, кто усомнится в этом факте; в первую очередь — перед женщиной.