Медленные челюсти демократии - Максим Кантор Страница 18

По сути, речь идет о новом правящем классе, который имеет вполне определенное название — номенклатура. Номенклатура — есть обособившаяся социальная страта, которая производит правителей демократического общества. Избиратели имеют право выбирать из членов номенклатуры своего будущего хозяина.

Исследователи советского общества полагали, что «номенклатура» — феномен, присущий лишь социализму. На самом деле «номенклатура» есть необходимая страта всякого демократического общества, необязательно социалистического.

В Советском Союзе это выглядело так: из рядовых граждан выделялся корпус верных идеологии управляющих, эти чиновники образовывали касту, с внутренними правилами, обособленными от общества. Они никогда не могли вернуться в строй рядовых, но навсегда оставались в своем кругу, а если теряли пост, то передвигались на иной пост, равного значения. Так министр рыбной промышленности мог легко стать министром путей сообщения, а потом секретарем городской партийной организации — при том, что между рыбой, паровозом и партбилетом формально мало общего. Общим является принцип управления, принцип отдельности класса управляющих от класса управляемых, то неравенство среди равных, которое Оруэлл описал словами «все равны, но некоторые равнее».

Захват власти, произведенный Иосифом Сталиным, фактически состоялся именно благодаря созданию номенклатуры. Демарш Троцкого, пытавшегося отделить Политбюро от партийного аппарата, демократизировать партию, оказался для Троцкого роковым — аппарат победил: по сути, победа Сталина над Троцким была победой администрации революции над самой революцией. «Административный ресурс», как сказали бы сейчас, просто задавил ленинское Политбюро. Когда в 1926 году Троцкого и Зиновьева вывели из состава Политбюро и положение о построении социализма в одной отдельно взятой стране восторжествовало над идеей мировой революции, это означало окончание романтического периода прямой демократии — и переход к представительскому правлению, к планомерной административной работе. Сталин — великий администратор, великий менеджер, его сила — в номенклатуре.

Однако номенклатура не есть порождение именно социалистического строя: номенклатура имманентна демократии в принципе.

Оруэлл определил страты как «партию внутреннюю» и «партию внешнюю», но можно определить эти же страты — как владельцев и вкладчиков, акционеров мажоритарных и миноритарных, депутатов и налогоплательщиков. Еще точнее: номенклатура и избиратели. Во всех без исключения демократических странах формируется устойчивая каста администраторов, которые являются как бы механиками демократии — они словно приставлены обществом к сложной машине и следят за состоянием шестеренок. Выделение чиновников в особую касту основано на принципе представительской демократии, и (помимо политики) воспроизводится во всех институтах общества: в экономике прежде всего, но также и в искусстве, и в науке. Не знание предмета (см. общественные обязанности в стратах Платоновой республики), но преданность страте, принадлежность к касте управляющих заставляет чиновника заниматься экономикой, войной, финансами. Равные среди равных выделяются для принятия ответственных решений, и — раз выделившись — они уже сохраняют эту привилегию навсегда. Да, президент через четыре года уходит с поста, премьер может быть смещен — но они ни в коем случае не перейдут в разряд вкладчиков и налогоплательщиков, они навсегда останутся в привилегированной касте как владельцы акций, члены клубов, депутаты парламента. Сенатор Пол Вулфовиц может быть смещен с поста министра обороны, но он сделается главой Всемирного банка; канцлер Шредер уйдет с поста главы правительства в руководство газовой компании; а банкир Кириенко сначала станет премьер-министром, потом лидером оппозиции, потом полномочным представителем президента, потом министром атомной промышленности. Просто диву даешься, сколь много областей человеческой деятельности этим чиновникам подвластно.

Логика демократического представительства неизбежно ведет к тому, что менеджер, представляющий корпорацию, важнее самой корпорации. В сущности, менеджер (самая востребованная профессия нашего времени) — своего рода номенклатурный чиновник экономики — важен не потому, что нечто производит, но потому, что нечто представляет; он может даже не вполне ясно знать, что именно он представляет, — так и депутат не обязан знать подробности о жизни людей, делегатом коих он является. Эти профессии (менеджер, чиновник, депутат) суть разные ипостаси демократического управляющего. Менеджеру безразлично, какую продукцию продвигать, он работает не на саму продукцию, но на идею продвижения продукции; номенклатурному чиновнику безразлично, какой областью руководить — он занимается не областью, но самим руководством; народному депутату безразлично, какую группу народа представлять, — он занимается не народными проблемами, но проблемами представительства. Идея «президент — менеджер государства» следует из демократической системы управления, и многим демократически настроенным гражданам мнится, что эта формула — защита от тирании. На самом деле формула эта не так безобидна, как кажется.

Сначала считают, что на должность менеджера выбирают не столько конкретного человека, сколько верного члена номенклатурной группы. Это удобно, поскольку в касте управляющих места и должности взаимозаменяемы, чиновники передвигаются с места на место легко: сегодня президент, завтра премьер, потом глава нефтяной отрасли. Если речь идет о выборе правительства — этот принцип сильно упрощает агитацию населения. Коль скоро все договорились, что демократия есть наилучший общественный строй, а номенклатура — естественное воплощение народа, то и голосуют на выборах прежде всего за номенклатуру, явись она народу в обличье Иванова, Медведева или Путина. Политологи используют выражение «голосуй за будущее своей страны», ведь всем понятно, что будущее страны — это ее национальная элита, другие люди просто не допущены к решениям. Выбирать будут из них, из тех, кто вошел в страту управляющих. Собственно, теории Гизо и Карла Шмитта сводятся именно к этому и особенно популярны сегодня, при плавном переходе от республики к империи. «Национальная элита» есть эвфемизм понятия «номенклатура», элите следует доверить управление, а народ и близко к народовластию не подпускать — он, варвар, все поломает.

Однако, в некий момент элита (или номенклатура, мажоритарные акционеры, генеральные менеджеры), именно сама элита становится жертвой принципа демократического представительства. Удачливый менеджер приобретает большее количество акций, нежели глава корпорации, логикой представительства он оказывается наверху номенклатуры, становится ее буквальным воплощением. Это происходит по внутренним законам внутренней партии, вычленяющей наиболее удачливого, хитрого, сильного. Принцип ваучера, делающего ничтожного спекулянта владельцем завода, если спекулянт сумел собрать нужное количество бумажек, оказывается решающим в демократической структуре общества. Отныне этот удачливый менеджер олицетворяет порядок в номенклатурных рядах, а тем самым олицетворяет и собственно демократию как таковую. Когда президент Путин заявляет, что о демократии ему говорить не с кем, — вот разве что с покойным Ганди, он находится внутри абсолютно несокрушимой логики: у него демократических ваучеров больше, чем у других — значит, он знает о демократии больше прочих. Он и есть сама демократия, другой, отдельной от него демократии просто нет. Логически последовательная цепочка передачи своих прав представителю — и приводит народ к естественному выводу: если номенклатура олицетворяет народ, а один чиновник олицетворяет номенклатуру, то этот человек — воплощение народа. По известной дипломатической формуле: «если делима Канада, то делим и Квебек» — к власти приходит лидер, в коем воплощены и свобода, и права, и судьба многих. Так возникают формулы «президент — гарант конституции», «лидер нации» и т. д., которые по фанатичной вере в главу государства не уступают «надеже-государю». Ровно по тому же принципу вычленяется и мировая элита, мировая номенклатура.