L - Лия Киргетова Страница 18

Казалось бы, все понятно. Одни отношения подошли к концу, другие начались. Но игры со значимостью — интересная штука. И вот, вернувшись домой, еще ощущая вкус губ «той», легкий запах ее духов, слыша ее нежное «до завтра» ты видишь, что твоя, почти уже покинутая вторая половина собирает вещи. Она все узнала. Она увидела вашу переписку, или вас, держащихся за руки, на улице, или прочитала смс в твоем телефоне. Она больше не хочет иметь с тобой ничего общего. Она уходит. Хлоп! Звук закрывшейся двери ставит печать — «лишен доверия» на первой странице книги.

Первое время, может быть — час или двадцать пять, или восемьсот четырнадцать часов, ты почти рад. Ведь ты сам хотел этого. Конечно, противно чувствовать себя последним подлецом, конечно, пусть и заслуженно, но немного обидно слышать горькие слова о предательстве. И ты почти уговариваешь себя: зато теперь мне не нужно прятаться, не нужно врать… И ты звонишь «той» и говоришь, что — барабанная дробь, напряженные зрители замерли на вдохе, не смея даже моргнуть, — ты свободен.

Но что происходит? Почему и куда испарилось еще вчерашнее очарование. Кажется, что со снятием покрова тайны, исчезло что-то важное. Колобок значимости вспоминает про бабушку и про дедушку. И вечер в пустой квартире тебя уже не радует. И твоя новая связь уже не кажется настолько привлекательной. И ты начинаешь скучать, может быть не сразу, но начинаешь. И по мере того, как химия влюбленности, подвергнутая суровому испытанию разоблачения, испаряется, ты вдруг — надо же было так заблуждаться! — видишь: тебе совсем не нужны эти «новые» отношения, ты бы все отдал за то, чтобы вернуть свою обманутую любимую. И понеслось!

Ну, это — как вариант. Значимость — интересная штука.

* * *

Катя, в свое время, долго терпела и Женькин флирт направо и налево, и давление нехилых атмосфер сильного характера. Но и Катя не была ангелом. До того, как объявить о своем уходе, она крутила тайный — а что может быть притягательней и опасней? — роман более полугода, успешно скрывая его от своей второй половины. Когда же Катя все-таки решилась покинуть домашний очаг, то она не сообщила Женьке, что давно и серьезно встречается с их же коллегой по работе. Девчонки еще и работали вместе, в соседних отделах крупной компании. Женькина тайная соперница, она же сослуживица, Лида, соседствовала с Катей рабочими столами — друг напротив друга. И, некоторое время спустя, девушки, отодвинув все преграды: компьютеры, факсы и папки с бумагами, перебрались из-за столов в более удобное положение — непосредственно в кровать.

Когда Катя ушла, невнятно, без признаний и объяснений, Женька впала в ступор. Ночь за ночью она перебирала свои ошибки, измены, моменты невнимания. И, конечно же, пыталась все исправить. Весь рабочий коллектив стал свидетелем яркого витка Женькиных ухаживаний. Цветы, подарки, сюрпризы.

Катя, переехавшая непосредственно к Лиде, тем не менее, рассказывала Женьке и всем окружающим трогательные истории про тяжелую одинокую жизнь в съемной квартире самого что ни на есть дальнего района Москвы. Коллеги переживали за несчастную Катюшу. Женька мучилась втройне, обвиняя себя в прежней холодности, невнимательности и неверности, пытаясь всеми возможными способами хотя бы на расстоянии облегчить жизнь своей любимой.

Правда вскрылась случайно. И большего удара по Женькиному самолюбию, чем узнать, что у нее не просто есть соперница, но она есть давно, и это — вот, та самая Лида, которая не раз попадалась в коридоре навстречу Женькиным букетам и подаркам. Это был настоящий удар ниже пояса.

И я понимала, что оправиться от подобного потрясения можно нескоро. И нет лучшего способа в данной ситуации, чем вернуть свое «утраченное родное» на законное место, а потом уже, разобравшись с вопросами оскорбленного самолюбия, понимать, что, в конце концов, осталось от чувств.

* * *

Было очевидно, что пока Женька не вернет Катю, пока они не проведут вместе энное количество дней и ночей, значимость этих отношений в Женькиной душе не пройдет. А отношений со мной — не вырастет. Устранив себя, отобрав себя у нее, я искусственно расставила новые акценты. «Ты этого хотела — прекрасно, я очень рада, что ты, наконец-то, добилась своего». «Я могу с тобой только дружить. Нет, не нужно пытаться со мной встречаться. У меня сейчас совсем другие планы». «Извини, я не могу сейчас говорить. И вообще, уже поздно, и я не одна».

На той чаше весов лежали пять лет, но я чувствовала, что совершенно исчерпавшие себя отношения сделают всю грязную работу за меня. А нет — так нет. Я не собиралась ни воевать, ни, тем более, встречаться с Женькой в статусе «тайной связи». Я не настолько сходила с ума по ней, чтобы сильно страдать. Не была настолько очарована, чтобы долго и мучительно сожалеть. И решила: будь как будет. Если она, все осознав, сверив все показатели, почувствует, что нужна ей — я, то эта самая я — последний человек, который будет облегчать ей задачу.

Человеки-процессы ценят только то, что им достается с огромным трудом. И лучше быть на месте желаемого завоевания, решила я, чем верной подругой-жилеткой, в шотландскую клетку которой так сладко вздыхать о потерянных былых отношениях.

* * *

Я стала играть роль друга, точнее — хорошей знакомой. Роль эта предполагала достаточную дистанцию, некоторую мою недоступность, и откровенные разговоры об их с Катей отношениях. Роль эта давалась мне с трудом, но я понимала, что только так я смогу сохранить самоуважение.

— Тебе нужно ее вернуть, — убеждала я Женьку. — Иначе вся эта история будет преследовать тебя привкусом поражения. Нет ничего страшнее задетого самолюбия эгоистки, не так ли? — смеялась я.

— А зачем? У нас все равно уже ничего не будет так, как раньше.

И это было правдой. Мой взгляд со стороны отчетливо видел совершенную бесперспективность их дальнейших отношений. Но опыт подсказывал, что залеченные синяки самолюбия — самый короткий путь к свободе от старых привязанностей.

— Она уже хочет начать все сначала. А я боюсь, что потеряю тебя окончательно, если позволю ей вернуться.

— Будем дружить. Я тебя все равно по-другому не воспринимаю, ты уж меня прости.

— Я не хочу с тобой дружить! — возмущенно парировала Женька.

— Ну, извини. Либо так, либо никак. Сосредоточься, лучше, на Кате, реши, наконец, свою проблему до конца, иначе у тебя никогда не будет нормальных отношений. Ты так и хочешь промучиться от подавленной обиды и ревности еще несколько лет?

— Нет. Я хочу…. Я не знаю уже, чего я хочу.

Вот такие «дружеские» разговоры. Я рассказывала Женьке о Кире. Она мне о Кате. Это не мешало нам иногда целоваться. Это вообще ничему не мешало. Между нами что-то происходило, мы были очень нужны друг другу, но требовалось время и еще кое-что для того, чтобы ситуация изменилась.

И этим кое-чем было возвращение Кати и мой уход. Перебазировка. И я решила самоустраниться полностью. Мне было несложно это сделать. У меня была Кира. Точнее — ее иллюзия. У меня была Москва. У меня был лучший друг — Светка. И тотальный вакуум.