Ноги - Сергей Самсонов Страница 18

В подготовленной заранее раздевалке, освещенной, будто подземный гараж, ослепительным и каким-то мертвенно-зеленоватым светом, в строгом порядке были развешаны сине-гранатовые футболки с фамилиями и номерами игроков. Семен увидел свою, под темно-золотым тринадцатым номером, который считался суеверными людьми числом несчастливым и который давно уже стал его личной, шуваловской, собственностью и принадлежностью — чем-то вроде дворянского герба, или тавра на шкуре племенного быка, или клейма известного оружейного мастера. Готовясь к матчу, игроки потешались над долговязым, лопоухим молодым защитником Олегером — самым безыскусным из каталонских игроков, старательным и явно робеющим перед своими звездными товарищами. Рот его был вечно приоткрыт, и лицо, обросшее густой щетиной, неизменно хранило растерянное выражение. Олегера наперебой уговаривали подумать о своих будущих детях — все дело в том, что в предыдущей игре с севильским «Бетисом» парню как следует досталось мячом по причинному месту, и он, скрючившись и поджав к животу ноги, повалился на газон.

— Послушай, Пресас, — говорили ему, — ты хоть проверил, работает ли у тебя эта штука или нет? А то всякое может случиться.

— Сегодня обязательно засунь в трусы щиток, — посоветовал Шувалов под хохот игроков. — За ноги не бойся — у мужика есть органы поважнее.

— При таких ногах, как у тебя, — добавил Роналдинью, — другие органы действительно важнее.

— Когда я еще играл в России, — продолжал Шувалов, натягивая гетры, — у нас был один парень, поляк по фамилии Галашек. Так вот, удар у него пушечный, все двести километров в час, наверное. Только мы на поле выйдем, он обязательно кому-нибудь пониже пояса и засадит. Мяч шел у него в это самое место, как будто там медом намазано. Однажды кто-то из наших не выдержал и сказал ему: «Я тебя, брат, конечно, понимаю. Все мы ходим в одни бары и девушек не вполне справедливо у тебя отбиваем, но зачем же так жестоко конкурентов устранять?»

Игроки опять прыснули от смеха.

Все они — испанцы, бразильцы, голландцы, швед и русский — находились в том расцвете молодости, в котором мужчины являются наиболее сильными и выносливыми любовниками и, как правило, отцами недавно родившихся первенцев. Все они находились в возрасте, в котором их талант проявляется с максимальной яркостью и силой. Неимоверно раздутое честолюбие, неутоленная жадность к большим победам и творческий, созидательный дух в двадцать пять лет пребывают в идеальной гармонии друг с другом. Подобное равновесие просуществует еще несколько лет, а потом нарушится, и вся их спортивная жизнь покатится под горку. Усилиями прозорливых менеджеров, большими деньгами, ценою подковерной длительной возни, беззастенчивого подкупа, изощренного обмана все они были собраны в этой команде вовремя, не рано и не поздно. И ближайшие три-четыре года им предстояло безраздельно доминировать в футбольном мире. Перед тем как стать сверхобеспеченным, но все же заурядным обывателем, спокойно-добропорядочным отцом семейства и скучным обитателем средиземноморской виллы, каждому из них предстояло прожить краткий, мотыльковый век футбольного игрока и быть перемолотым, выжатым безжалостной футбольной машиной. За победы они платили разорванными мышцами, переломанными конечностями, пробитыми головами, а еще истощением какой-то таинственной энергии души, которая не подлежала восполнению и ускоренный отток которой приводил к преждевременной усталости. И Шувалов с каким-то подсознательным ужасом ждал того момента, когда придет конец футболу и он вынужден будет просто жить.

А пока что все были счастливы.

* * *

Коридор, в который они вышли, был тесен и узок. Сойдясь здесь, двадцать два игрока противоборствующих команд построились в две шеренги. По левую руку каждого каталонца встал враждебный игрок в черно-белой полосатой футболке. Ляжки соперников заметно подергивались. Противники нет-нет да и бросали друг на друга настороженные взгляды. Они были знакомы не первый год. Кочуя из одного ведущего клуба в другой, все они встречались многократно, выступая то вместе, то друг против друга. Потому многие из них обменялись приветственными кивками и улыбками, впрочем, несколько натянутыми, и шутейно пообещали как следует взгреть старых товарищей в частности и всю их новую команду в целом. Но за этими улыбками и кивками скрывалось кое-что посерьезней. Как будто какие-то искры проскакивали между ними, и каждый остро ощущал близость чего-то чуждого, враждебного. Так, верно, вели себя перед боем римские гладиаторы. И пусть в этом тесном коридоре не находилось места для настоящей братоубийственной ненависти, переходящей в свирепую, увечную драку, в кровопролитие, но и эрзацем, подделкой настоящей вражды и войны это чувство назвать было нельзя. И не игра им предстояла сейчас, не цирковое представление, не серия атлетических упражнений, не безобидная демонстрация силы и ловкости, а сшибка до хруста костей.

Под неистовый рев и гул, под нестройное пение трех десятков тысяч глоток они вынырнули на свет — и Шувалов увидел черный овал беззвездного неба, окаймленный крестообразными огнями прожекторов. Трибуны раскачивались и пели, и реяли над толпами флаги, и восходили подсвеченные дымы. Над трибунами стоял густo-розовый чад исполинского футбольного капища.

Игроки же, едва выйдя на поле, быстро-быстро крестились, умоляя о помощи христианского бога, должно быть бесконечно далекого от подобных забав, в которых столь много от жизнерадостной, солнечной языческой плоти. Присев, прикасались они костяшками пальцев к газону и целовали свои «освященные» пальцы. У Шувалова был медный крестик. Ношение нательных украшений во время матчей было новыми правилами строжайше запрещено. Вот и сейчас он стянул шнурок через голову и, отдав изображение распятого Спасителя кому-то из обслуги, неспешно потрусил к своим, которые уже построились. Угрюмо попозировал для общекомандной фотографии.

Дальше были соблюдены необходимые формальности с подбрасыванием в воздух монетки и выбором ворот. Игроки, столпившись в центральном круге, принялись похлопывать в ладоши и покрикивать друг на друга. Семен повстречался лбом и ладонями с Роналдинью, потрепал по загривкам Пуйоля и Хави и напоследок в нецензурной форме пообещал поставить туринцев в откровенно неудобное и постыдное положение. Тоже часть обязательного обряда.

Туринцы, как хозяева, начали с центра первыми, и пошел тот сдержанный перепас, который на первых минутах неизменно оборачивается и потерями, и слишком длинными и высокими — в никуда — передачами (неизбежный эффект сковавшего игроков волнения, неминуемое следствие изначальной деревянности ног). Шувалов занял свое привычное место на самом острие атаки и терпеливо стал ждать той минуты, когда — он знал по опыту — его ноги приобретут обычную послушность.

Туринцы, как и предполагалось, повели осторожную игру, беззастенчиво откатывали мяч назад и, провоцируя противника на атаку, готовы были тут же ответить диагональной длинной передачей во фланг, а там вступала в свои права кавалерийская классика — скоростное движение сразу нескольких игроков параллельными курсами и (в зависимости от ситуации) либо верховой навес на дальнюю штангу, либо резкий низовой прострел по самому центру штрафной.