ОбрАДно в СССР - Сергей Троицкий Страница 18

— Ну, вставайте, безумный; зачем лежать в пыли и сре­ди лягушек?

Я поднялся.

— Да не смотри на меня так... что за глупости? Ты не сло­мал ноги? Говорю тебе, не смотри на меня. Вообщем, на вся­кий случай сходи в амбулаторию, а я пойду по своим делам. Тодько не смей идти за мной, а то я рассержусь, и уже боль­ше никогда...

Она не договорила своей речи и проворно удалилась, а я присел на дорогу, ноги меня не держали. Крапива обожг­ла мне руки, спина ныла, и голова кружилась, но чувство блаженства, которое я испытал тогда, уже не повторилось в моей жизни. Оно стояло сладкой боли во всех моих членах и раз­решилось, наконец, восторженными прыжками и восклица­ниями. Точно: я был еще ребенок.

Я так был весел и горд весь этот день, я так живо сохра­нял на моем лице ощущение Катиных поцелуев, я с таким со­дроганием восторга вспоминал каждое ее слово, я так лелеял свое неожиданное счастье, что мне становилось даже страш­но, не хотелось даже увидеть ее, виновницу этих новый ощу­щений. Мне казалось, что уже больше ничего нельзя требо­вать от судьбы, что теперь бы следовало «взять, вздохнуть хорошенько в последний раз, да и умереть»....

На следующий день, отправляясь в корпус к КЭТ, я чувст­вовал большое смущение, которое напрасно старался скрыть под личиною развязности, нормального парня, желающе­му дать знать, что он умеет сохранить тайну. КЭТ встрети­ла меня очень просто, без всякого волнения, только погрози­ла мне пальцем и спросила: нет ли у меня синякоф? Вся моя скромная развязность и таинственность исчезли мгновенно, а вместе с ними и смущение мое. Конечно, я ничего не ожи­дал особенного, но спокойствие КЭТ меня точно холодной водой окатило. Я понял, что я дитя в ее глазах, и мне стало очень тяжело! КЭТ всякий раз быстро улыбалась, как только взглядывала на меня; но мысли ее были далеко, я это ясно ви­дел и пытался думать как быть?:

—«Заговорить самому о вчерашнем ДЕЛЕ? Куда она так спешила, чтобы узнать окончательно?!», — но я только мах­нул рукой, как нас позвали на ужин. По дороге ко мне при­клеился ВАДИМ:

— Серёга, скажу тебе как пацан пацану! Кэт нас всех ки­нула, она по ночам встречается с вожатыми из Большевика с Янисом и тем другим!!! Советую тебе не спать по ночам и на­блюдать, наблюдать из всех сил. Вощем, ночью, у пожарного пруда, вот где надо караулить. Ты мне спасибо ещё скажешь!

Вадим засмеялся и повернулся ко мне спиной. Он, ве­роятно, не придавал особенного значенья тому, что сказал мне; он имел репутацию отличного мистификатора и славил­ся своим умением дурачить людей на маскарадах, чему весь­ма способствовала та почти бессознательная лживость, кото­рою было проникнуто все его существо...

Он хотел только подразнить меня; но каждое его слово протекло ядом по всем моим жилам. Кровь бросилась мне в голову. Меня словно окотило ушатом ледяной воды и одно­временно поразило током! Я остолбенел и думал, что ацкая сила разорвет меня на части или я провалюсь в АД!

«А! вот что! — сказал я самому себе, — добро! Стало быть, мои вчерашние предчувствия были справедливы! Ста­ло быть, меня недаром тянуло к пруду! Так не бывать же это­му!» — воскликнул я громко и ударил кулаком себя в грудь, хотя я, собственно, и не знал — чему не бывать?

Я не знаю, как я пережил последующие два часа. По­сле всех раздумий и импульсивных решений, я взял себя в руки. Я всё выложил как на духу парням из ГР клуба, они по­нуро и молча, слушали мои откровения. Вернее я разговари­вал сам с собой. А, что они мне могли сказать или посовето­вать? Мстить? Доказать всему свету и ей, изменнице, что я умею мстить! Пытаца каким-то неимоверными УСИЛИЯМИ её привязать к себЕ? Это был провальный проект!

Сутки я находился на грани помешательства и во мгле ада. За это время я в ЮООраз все перекрутил по кругу. Прини­мал и отменял решения, убить ёё, пасть к её ногам, броситца под тепловоз или в пожарный пруд. Я представлял себе, как она может рыдать надо мною, а в толпе будут говорить:

— Этот Серёжа, он её ОЧЕНЬ ЛЮБИЛ!

При этой мысли я рыдал как дитя, рыдал в умиление над этой мыслью...