Особые отношения - Дуглас Кеннеди Страница 18

— Какое приглашение?

— Куда-нибудь вместе сходить. Я хочу сказать, мы ведь живем в потрясающем городе, культурной столице, так?

Лучшие театры мира. Превосходная классическая музыка. Знаменитые музеи. А мы с тобой повязаны по рукам и ногам работой и чертовым ремонтом и даже ни разу никуда не выбрались…

— Ты что, правда хочешь в театр? — Его вопрос прозвучал так, будто я только что призналась в принадлежности к какой-то одиозной религиозной секте.

— Правда хочу.

— Не мое, признаться, не мое.

— Но, может, Кейт и Роджер думают иначе? — спросила я, имея в виду пару, приглашавшую нас на ужин в первый приезд в Лондон.

— Спроси их сама. — В голосе Тони мне послышался легкий оттенок раздражения. Этот оттенок я уже не раз замечала в случаях, когда я… ну да, наверное, когда я его раздражала.

Все-таки на другой день я позвонила Кейт Медфорд. Услышав автоответчик, я оставила сообщение, рассказав, что мы с Тони обживаемся в Лондоне, что я регулярно слушаю программу Кейт на радио и стала ее горячей поклонницей и что мы оба были бы рады повидаться. Прошло четыре дня, прежде чем она перезвонила. Но говорила она со мной очень приветливо — хотя и чувствовалось, что она не настроена на долгий разговор.

— Очень приятно было получить от тебя сообщение, — сказала Кейт сквозь помехи на линии, позволявшие понять, что она звонит с мобильника. — Я уже знаю, что ты перебралась сюда вместе с Тони.

Так, может, вы слышали и о том, что мы ждем прибавления месяца через три?

— Да, сорока и это на хвосте принесла. Поздравляю, я так рада за вас обоих.

— Спасибо.

— Надеюсь, рано или поздно у Тони и в Уоппинге все утрясется.

Услыхав это, я осеклась:

— Вы разговаривали с Тони?

— Мы вместе обедали на прошлой неделе. Он разве тебе не рассказывал?

— Я что-то стала такая рассеянная, — солгала я. — Работа, беременность, дом, просто голова идет кругом…

— Да-да, дом. В Патни, я слышала.

— Точно.

— Тони Хоббс в Патни. Кто бы мог подумать.

— Как Роджер? — спросила я, чтобы сменить тему.

— Безумно занят, как обычно. А как ты? Привыкаешь?

— Осваиваюсь понемногу. Знаешь… в наш дом пока и собаку страшно привести, не то что пригласить друзей… — Она засмеялась. Я продолжала: — Может, проведем вечер вместе, сходим куда-нибудь, в театр, например?

— Театр? — повторила она, словно это слово было ей незнакомо. — Не помню, когда и была там последний раз.

— Это только вариант, — сказала я, ненавидя себя за собственный смущенный тон.

— Вариант замечательный. Просто мы оба сейчас так замотаны. Но повидаться было бы здорово. Может, выберемся и пообедаем все вместе как-нибудь в воскресенье.

— Я только «за».

— Ну и отлично. Я обсужу все с Роджером, а потом тебе перезвоню. А сейчас я убегаю. Очень рада, что ты обживаешься. Пока.

На этом разговор был окончен.

Когда Тони наконец пришел домой в тот вечер — ближе к одиннадцати часам, — я заметила:

— Не знала, что ты встречался с Кейт Медфорд на прошлой неделе.

Плеснув себе водки, он ответил:

— Да, я обедал с Кейт Медфорд на той неделе.

— Что ж ты мне ничего не сказал?

— Я должен сообщать тебе о подобных вещах? — тихо спросил он.

— Ну просто… ты ведь знал, что я собираюсь ей звонить, предложить встретиться?

— И что?

— Но когда я заговорила об этом несколько дней назад, все выглядело так, будто ты с ней даже не разговаривал за то время, что мы в Лондоне.

— Разве? — Тон по-прежнему был спокойным. После крошечной паузы Тони улыбнулся и спросил: — Так что сказала Кейт по поводу театра?

— Предложила пообедать в воскресенье. — Я говорила ровным голосом, удерживая на лице улыбку.

— Правда? Как мило.

Через несколько дней я попала-таки в театр… с Маргарет. Мы пошли в Национальный театр на «Росмерсхольм» Ибсена. Хорошая режиссура, отличные актеры… жу-утко длинный спектакль. А в тот день ко мне в восемь утра явились маляры, потом я в одиночку сражалась с антресолями, укладывая туда вещи, и вечером еле поспела в театр, когда уже поднимали занавес. Постановка получила немало лестных отзывов, поэтому я ее и выбрала. Но уже минут через двадцать начала понимать, что втравила себя и Маргарет в мрачную трехчасовую скандинавскую тягомотину. В антракте Маргарет сказала мне:

— Да, вещь просто убойная.

А к середине второго действия я благополучно уснула — и очнулась от шквала аплодисментов, когда актеры уже выходили на поклоны.

— А чем там кончилось? — поинтересовалась я, когда мы вышли на улицу.

— Муж и жена прыгнули с моста — покончили с собой.

— Да ты что! — невольно ужаснулась я. — А из-за чего?

— Ну, знаешь — зима в Норвегии, заняться больше нечем…

— Слава богу, что я не вытащила Тони. Он завтра же подал бы на развод.

— Муж у тебя небольшой любитель Ибсена?

— Не хочет иметь ничего общего с культурой. По-моему, это типично журналистская узколобость. Знаешь, я предложила его друзьям, супружеской паре, пойти в театр…

И я пересказала ей свои разговоры с Тони и с Кейт Медфорд.

— Вот увидишь, в ближайшие четыре месяца она не объявится, — высказалась Маргарет, когда я замолчала. — А потом выскочит, как чертик из табакерки. Позвонит, будет ворковать, расскажет, как она «безумно занята» и что мечтает повидаться с тобой и Тони и малышом и предложит пообедать в воскресенье через полтора месяца. И ты подумаешь: значит, вот как здесь дружат?. И еще: она мне звонит только потому, что так полагается? И ответом на оба вопроса будет громкое звучное «да». Потому что здесь даже близкие друзья держатся несколько — как бы сказать помягче — сдержанно и прохладно. И не потому, что не желают с тобой общаться, — а потому, что не хотят быть навязчивыми и боятся, что ты, возможно, не особо жаждешь этого общения. И как бы ты ни старалась убедить их в обратном, с этим ничего не поделаешь. Потому что здесь так принято. Англичанам потребуется год, а то и два, прежде чем тебя примут и станут относиться как к другу. Если уж они дружат, то дружат, но и при этом все равно держат определенную дистанцию. В этой стране к такому приучают сызмальства.

— Никто из соседей до сих пор не зашел познакомиться.

— И не придут, здесь не принято.

— И в магазинах так грубо разговаривают. Маргарет ухмыльнулась:

— Неужели заметила?

Да, я действительно заметила это — особенно на примере продавца в ближайшем газетном киоске. Казалось, мистер Hyp — так его звали — каждый день вставал не с той ноги. Вот уже несколько недель я ежедневно покупала у него газеты, но он ни разу не удостоил меня (как и любого другого клиента) улыбки. Я не раз пыталась хотя бы добиться ответа на простейшие вежливые фразы. Но он с мрачным видом игнорировал мои приветствия и упорно отказывался снять маску отъявленного мизантропа. Журналист во мне недоумевал: откуда такая неприветливость? Трудное детство в Лахоре? Отец, который зверски избивал по любому поводу? А может, он бежал из Пакистана в семидесятые, оказался в промозглом и сыром Лондоне, в обществе, для которого он лишь паки, черномазый, вечный аутсайдер, и до сих пор не может прийти в себя от шока?