Зайка - Мона Авад Страница 18

Ава. Я не видела ее всю неделю. Прихожу к ней домой: окна темные. Прохожу мимо закусочной: и там Авы нет. Иду в лабораторию, где она обычно сидит среди коробок с дохлыми жуками, или в библиотеку на минус первом этаже, где она иногда раскладывает по полкам «настоящих мертвецов». Потому что книги мертвы, сечешь, Хмурая? А кроме тебя сюда никто не приходит. Я включаю свет и над проходами оживают гудящие лампы, но Авы нет, нет дыма ее сигарет, не слышно ее смеха, она не зачитывается чем-то среди высоких книжных башен. Я зову ее снова и снова, пока сидящий за одним из столов мужчина не поднимает голову и не спрашивает недовольно:

– Вам помочь?

Она не сидит на мусорном баке за общежитием для первокурсников, болтая ногами и ковыряясь в мусоре уорреновских студентов. Не бродит по анархичному книжному магазину, разглядывая новые поступления. Не сидит на крыше научного корпуса, словно глэм-рок-горгулья.

Я возвращаюсь к скамейке в парке у пруда, где мы с ней обычно встречаемся. Скамейка пуста. Поверхность пруда гладкая, как зеркало. Ветер шепчет в кронах, брызгая сквозь листья полуденным солнцем. Еще до Авы я частенько приходила сюда сама. Здесь я не чувствовала себя такой одинокой. Могла спокойно писать. Хотя я этого и не делала. Просто сидела рядом с нетронутым стаканчиком кофе и блокнотом на коленях с ручкой в вялой руке и наблюдала, как по мутной воде кружит одинокий лебедь.

Я могла сидеть так часами. Приходила сюда после занятий, с головой, звенящей от смеха заек. Ну или до, набраться мужества, чтобы выдержать все это. Так, это уже просто смешно, просто встань и иди. Чего бояться-то? Даже по выходным, убеждая себя, что мне просто нравится уединение и нужно немного побыть одной, когда не нужно ничего делать и никуда бежать, что это только на пользу работе. Мне ведь и правда очень нравилась тишина. Нравилось, что там никого нет. Кроме лебедя, разумеется, описывающего одинокие круги, ну или просто парящего на поверхности. А потом однажды утром, чудесным, прекрасным утром там оказалась Ава. Сидела на скамейке с таким видом, словно всегда там была. Спросила, есть ли у меня зажигалка. Оказалось, была.

Сегодня лебедя нет.

И Авы тоже нет.

Все, что я вижу, – это люди, которых она ненавидит. И золотистое солнце, которое она ненавидит еще больше, льющееся на здания, которые она мечтает поджечь.

И кроликов.

Так много, даже глазам не верится. И тем не менее. Возможно, они и раньше здесь были. Прыгали в зеленой травке. Перебегали мне дорогу и исчезали в густом кустарнике. Путались у меня под ногами на перепутанных тропинках кампуса, перекатывались, точно мягкие, тяжелые камешки. Когда я вижу одного из них, чувствую в животе странную смесь ужаса и волнения. Вспоминаю упоительно тяжелую и мягкую магию кроличьего тельца на своих руках. Как я пьяно вглядываюсь в его подрагивающую мордочку в форме сердца. Как свет на верхнем этаже включается, а затем выключается. Их тоненькие, мягкие, как его шерстка, голоса как будто до сих пор звучат у меня в ушах.

Видишь, как просто, Саманта? Мы же тебе говорили.

* * *

Они преследуют меня день за днем. Маленькие пушистыетени. Однажды днем я снова сижу на скамейке и пытаюсь сочинять, а когда поднимаю взгляд от блокнота, насчитываю одного, двух, четырех кроликов. Они окружают меня маленьким пушистым полукругом, точно вожака, готового толкнуть речь. Я даже рот невольно открываю, но затем снова захлопываю. Встаю и ухожу, быстрым шагом направляясь в сторону библиотеки. И не ходите за мной! Окей?

Уэс-андерсеновские^[26] девочки провожают меня взглядом сквозь свои гигантские хипстерские очки. На них шелковые французские рубашки с мелким принтом. Они обмениваются одинаковыми понимающими ухмылками. Ну еще бы, взрослая женщина разговаривает с кроликами. Я вспоминаю, как один раз, по пути на занятия, видела, как какой-то мужик орал на дерево. Что оно тебе сделало, хотела спросить его я тогда. Но теперь не уверена, что это было бы честно.

– Не ходите за мной! – шиплю я на кроликов.

– Саманта? – ко мне подходит Иона – в привычной парке, с сигаретой в руке.

Отбрасывает с глаз пшеничные волосы и улыбается так, словно я – рождественское утро.

– Привет, Иона. Прости, что я…

– Ты действительно только что разговаривала с кроликами?

– Нет.

– А было бы круто. Я тоже иногда разговариваю с вещами, – кивает он так, точно надеется этим меня успокоить и ободрить. – А эти ребята реально на тебя пялятся. Это даже странно.

– Правда? – спрашиваю я, хотя и сама это вижу.

– Ага, еще как. Ничего себе. Никогда такого не видел. Они как будто хотят с тобой поговорить или еще чего. Тебя это не пугает?

– Нет, – вру я.

– Ну и правильно. Однажды на Аляске за мной от бара до дома увязался медведь. И в итоге я с ним заговорил. Мы много разговаривали. Он мне много чего рассказал. Наверное, понял, что я поэт, а ему как раз хотелось поделиться с кем-нибудь своей историей, чтобы о ней написали.

Мы снова смотрим на кроликов. А те смотрят на меня.

– Может, ты наполовину кролик, но не знаешь об этом, – улыбается он. – Слушай, не хочешь пойти выпить чего-нибудь? Я только с занятий. Могли бы сходить в бар, там классный эль.

– Я думала, ты не пьешь.

– Ага. Но я могу посмотреть, как пьешь ты. Мне даже нравится так делать.

Все это время я слежу за кроликами поверх его плеча. Блин, пялятся и пялятся!

– Прямо сейчас не могу, Иона, извини. Давай в другой раз, хорошо?

Я вскакиваю и бросаюсь прочь, и чуть не падаю, споткнувшись об очередную серую тушку, бросившуюся мне под ноги. Кролик убегает на дорогу. В этот же миг его переезжает машина. После чего кролик как ни в чем не бывало скачет дальше, а я визжу.