Сто лет - Хербьерг Вассму Страница 18

— А где же Агда?

— Ее забрала Хельга.

Элида прошла на кухню и разожгла плиту. Торф был сухой. Это было приятно, несмотря на торфяную пыль. Ее все равно не избежать. К счастью, топлива у них было достаточно. Она вымыла лицо и руки в цинковом тазу, стоявшем под насосом, но причесываться не стала. Это была совсем другая работа.

Когда печка уже гудела, кофе благоухал и стол был накрыт, все постепенно собрались на кухне. Трехлетняя Агда забралась к матери на колени и показала ей свою шишку.

— Это скоро пройдет, садись с Эрдой, — строго сказала Элида.

Агда снова заплакала, но Элида не обратила на это внимания.

Трое старших уже работали и дома не жили. Служанка была выходная, и четырнадцатилетняя Анни сама подоила корову. Элида похвалила ее.

— Золотко мое, — сказала она и приготовила тряпку и ситечко, чтобы процедить молоко. — Сегодня тебе придется сопровождать отца на совещание, он неважно себя чувствует, — шепнула она Рагнару. Все его шестнадцать лет были словно отпечатаны у него на лице.

— Ты же хотела, чтобы я сегодня разложил в подполе семенной картофель, он должен прорасти...

— Разложишь в другой день. Может быть, завтра.

— Я думал, это срочно

— Да. Но с отцом поехать важнее.

— Мы с Хельгой сами разложим картофель, — предложил десятилетний Карстен, обкусывая мякиш с корки. Потом засунул корку между зубами и губой — получился как бы второй ряд зубов. Сейчас только этот испытанный прием мог заставить Агду смеяться.

— Конечно, можем! — серьезно кивнула восьмилетняя Хельга. Но когда в кухню вошел отец, она уставилась на него и перестала есть.

— Какие вы все сегодня серьезные! Встали не с той ноги? — пошутил Фредрик и пошевелил усами, чтобы рассмешить Агду. Потом тяжело сел во главе стола и отхлебнул кофе. К еде он не притронулся.

— Папа, почему ты ничего не ешь? — удивилась Хельга, поглядев сбоку на отца.

— Сейчас поем, раз ты велишь. Но и ты тоже должна есть.

Хельга понимает больше, чем надо, подумала Элида и поставила на стол кувшин с процеженным молоком.

— Наливайте себе столько, сколько сможете выпить, — предупредила она детей. Потом позвала завтракать Педера. Он уже убрался в хлеве и теперь на крыльце снимал с себя рабочий комбинезон. Хоть он его и снял и вымыл руки, от него все равно попахивало хлевом, чего нельзя было сказать про Анни. Элида сжалась, преодолевая тошноту. Педер не виноват, он только выполнил свою работу, убрав навоз этих благословенных животных. Однако есть она перестала.

— Кто сегодня идет в школу? — спросил Фредрик.

— Мы на этой неделе не учимся, — ответил Карстен.

— Мама, мы посмотрим вечером детские вещи? — спросила Хельга, ее очень занимало предстоящее рождение ребенка.

— Если вы справитесь со своей работой.

Уже не одну неделю Элида пыталась приготовить вещи, необходимые будущему малышу. Если все пройдет благополучно, она быстро встанет на ноги. Но заранее этого не мог знать никто. К счастью, она договорилась с соседкой, что та поможет ей, когда придет время. Оставалось только убраться в доме, чтобы ей не было стыдно за беспорядок в шкафах и грязь по углам. Разложить по местам домашнюю утварь, одежду, детские игрушки — словом, привести все в порядок. Хорошо бы еще успеть вычистить кастрюли и бак для кипячения белья.

— Карстен! Принеси мне газетную страницу, которая лежит в спальне на комоде. Думаю, тебе тоже будет интересно то, что в ней написано, — попросил Фредрик.

Карстен принес страницу и положил на стол. Обычно он помогал отцу собирать статьи о машинах, книгах и изобретениях. А главное — о политике. Они хранились в папках и коробках, перевязанных шнурком или нитью для сетей. Благодаря этому отец и сын помнили о том, что мир движется вперед, хотя иногда он и откатывался постыдно назад. А также знали, что дороговизна и безработица — удел не только их уезда, но и всей страны.

Неожиданно Элида заметила, что Фредрик выглядит немного лучше, чем в спальне. Он спокойно жевал, слушая, как Карстен читает ему вслух. Не только о выставке, но и о том, что "национальная гордость возрождается благодаря не военным силам, а мирному труду всей страны". Люди стали лучше питаться, лучше одеваться и даже стали более здоровыми и просвещенными — так было написано в газете. Еще писали о "поэзии жизни как созидающей силе". Статья пестрела такими словами, как "изобразительное искусство" и "поэзия", "школьное образование" и "триумф науки". Разве не наша страна воспитала Ибсена, Бьёрнсона, Грига, а также живописцев и скульпторов, снискавших мировое признание? Была там и заметка с фотографией, где были изображены автомобили, катившие по улице Кристиании, которая называлась Парквейен. Эти автомобили тоже имели названия: "мерседес" и "опель". И номер на прикрепленной спереди железке. Их фары были похожи на мертвые глаза трески. Последнее заставило Рагнара окончательно проснуться и впиться глазами в эту страницу.

— Ну и ну! — сказал он и разразился странным смехом, который появился у него, когда сломался голос.

— Эта фотография сделана в том году, когда родилась Хельга, — сказал Фредрик. — Она старая! Как это я ее просмотрел?

— Может, ты просто забыл о ней? — беспечно сказала Элида.— А вот теперь пришло время и для нее.

— Чего только не происходит в мире! — мечтательно вздохнул Карстен.

А Элида подумала, что, пока они крутятся тут в Русенхауге, занятые своими делами, в мире происходит много важных событий, о которых они даже не подозревают. И газеты быстро оказываются уже старыми.