Сладкая горечь слез - Нафиса Хаджи Страница 17

— Нет ничего дурного в том, чтобы ходить босиком, — объявила Бабушка Фэйт. — На мой взгляд, есть как раз нечто подлинное и честное в контакте с землей обнаженными стопами. Гек Финн был не так уж не прав, когда сопротивлялся «цивилизации», которую предлагала ему вдова, и сбрасывал ботинки при каждом удобном случае. Но для некоторых ребятишек в этом городке обувь — вопрос жизни и смерти. Здесь не берег Миссисипи. Неподалеку расположена огромная свалка, и детишки вынуждены рыться в отбросах, выискивая еду, всякий хлам — на продажу и для себя, чтобы выжить. Но среди этого мусора попадается множество медицинских игл — инфицированных. Достаточно случайно уколоться — и малыш заражен СПИДом или другой страшной болезнью. Так что обувь для них крайне важна. Я знаю, что сейчас многие даже гордятся тем, что мыли ноги нищим и убогим в ходе благотворительных программ, это стало почти модой. Но в данном случае речь идет вовсе не о самоуничижении и не о повторении библейских сцен, хотя некоторая параллель все же обнаруживается. Вы просто осуществляете необходимое действие, жизненно необходимое, — а не символический акт.

Прежде чем надеть сандалии, мы мыли и дезинфицировали ноги этим малышам, прямо как Иисус мыл ноги ученикам перед Тайной вечерей. Это действительно было смирением. И было прекрасно. Прямо как в Библии. Детишки хихикали, им было щекотно. А как сияли глазенки, когда мы показывали, как правильно застегивать сандалии!

Я помогала Биби Фэйт — ее все ребятишки так называли — в мобильном «госпитале на колесах». Она принимала пациентов, делала прививки, и даже самые крошечные не боялись ее, а весело хохотали, когда игрушки в ее руках вдруг начинали говорить забавными голосами. Вот именно этим я хотела заниматься — не медициной, потому что ужасно боялась уколов, но взаимодействием. Языковой коммуникацией. Я поняла, почему Бабушке Фэйт трудно долго оставаться дома.

Я тоже не хотела возвращаться. Две недели спустя, когда пришло время уезжать из Кении, я сообщила Крису:

— Биби Фэйт едет на север, в Эфиопию. В деревню в долине реки Омо.

— Знаю. — Крис загорел, нос облупился на солнце, как и мой, впрочем. И похудел сильно.

— Я хочу поехать с ней.

— Что? Лагерь вот-вот откроется. Нужно домой ехать.

— В этом году я пропущу лагерь.

— Но… родителям нужна наша помощь.

Мама с папой не поехали в Африку. Кажется, маме это было неинтересно. И в качестве оправдания она использовала подготовку к лагерю — очень много работы по организации, новые программы и прочее.

— Они прекрасно обойдутся без нас.

— Нас?

— Оставайся со мной, Крис. Я уже поговорила с Биби Фэйт и Дядей Роном. Они не против.

— Но… я хочу домой. В смысле — это был грандиозный опыт, но сейчас я хочу вернуться домой.

Крис всегда был больше моего привязан к дому. Но с детьми он любил возиться — и прекрасно общался с ними без слов. Пока я рылась в словарике в поисках нужных выражений, чтобы спросить, как их зовут, он уже успевал рассмешить детишек, подружиться и гонял с ними мяч.

— Да ладно тебе, Крис. Будет классно. Там говорят на другом языке, выучим кучу новых слов.

— То есть ты выучишь кучу новых слов. Я не такой зануда, чтобы везде таскаться с блокнотом. Нет, Джо, не пойдет. Я возвращаюсь домой. Мы планировали две недели — и с меня достаточно.

Но я все же осталась не одна. Присоединился Дядя Рон, а с ним целая команда — оператор, гример, продюсер, вся телевизионная братия, участвовавшая в создании его шоу. Из-за них-то финал поездки оказался несколько подпорчен.

Сначала все шло замечательно. Биби Фэйт лишь пару раз поморщилась, наблюдая за работой телевизионной группы. Помню, когда еще в Найроби занимались детской обувью, мы с Крисом как-то заглянули к ней в клинику и застали недовольно бормочущую бабушку. Заметив нас, она повторила громко:

— Им нужен плач! Настоящие слезы! Потому что дети, видите ли, чересчур широко улыбаются! Дайте мне несчастных детей, говорит! Нет, вы слышали? Тот идиот, что называет себя продюсером? Они не должны выглядеть такими счастливыми, говорит!

Крис смущенно шаркнул ногой:

— Дядя Рон говорил, что это будут показывать по телевизору, чтобы собрать деньги для нашей программы. Считается, что люди пожертвуют больше, если дети будут выглядеть несчастными.

Бабушка-Биби Фэйт гневно кивнула, и недовольное бормотание переросло в яростное негодование.

— Жалость! Вот какое чувство вы пытаетесь вызвать в людях!

— Но это же работает, так почему бы и нет? Если люди дают больше денег? — Я тоже не поняла, в чем проблема.

— Но это ложь! Понимаешь, я своими ушами слышала, как этот тип просил одного из мальчишек сделать несчастное лицо! Самое поразительное в таких детишках — по всему свету, не только здесь — это их способность радоваться и смеяться! Они живут тем, что собирают отбросы на свалке, да. Вот об этом и надо снимать кино. Заставить людей задуматься, почему эти дети, у которых нет ничего из того, что считается необходимым для жизни, умудряются смеяться и выглядят чертовски счастливыми. — Выдохшись, бабушка вновь что-то недовольно буркнула себе под нос.

Позже, в одной эфиопской деревушке на границе с Кенией, — потрясающее место, народ там прямо как из «Нэшнл Джиогрэфик», полуголые, в татуировках, женщины с тарелками в губах — Биби Фэйт взорвалась по-настоящему. На этот раз из-за Дяди Рона и одного из репортеров, который брал у нее интервью. Тот все допытывался, сколько же точно детских жизней она спасла. Она три раза повторила ему, сколько прививок сделала и от каких именно болезней.

Нахмурившись и покачав головой, парень недовольно проговорил:

— Нет, миссис Роджерс. Я спрашиваю, сколько детей были спасены. В христианском смысле.

Эта история повторялась уже не первый раз. Каждый божий день он только об этом и зудел, все время что-то подсчитывал, — можно было подумать, что фильм планируется как статистический отчет.

А в тот раз Бабушка-Биби Фэйт заорала прямо в камеру:

— Да я вас к суду притяну, маньяки-бухгалтеры, со всеми вашими могучими «христианскими воинами» и подсчетом крещеных голов! Я же предупреждала, чтоб в этой деревне вы тихо сидели и не высовывались! Здесь к подобным вещам относятся недружелюбно. Мы обещали старейшинам, что никого не будем обращать в свою веру. Нас просто вышвырнут отсюда и больше никогда не позволят вернуться, и тогда смерть каждого ребенка, погибшего от отсутствия прививки, будет на вашей, бесцеремонные наглецы, совести!

— Успокойся, мама. — Но натянутая улыбка Дяди Рона и ласковое поглаживание по плечу лишь взбесили бабушку еще больше.

— Полагаю, вы забыли об истинных целях данной миссии, миссис Роджерс, — заметил репортер. — Проблема не в том, обуты дети или нет. Мы говорим об Иисусе.

Бабушка-Биби Фэйт в глубочайшем раздражении вышла. Она торопливо семенила по пыльной деревенской улочке и вновь что-то бормотала.