Парфюмер Будды - М. Дж. Роуз Страница 17

– Ты можешь по штампу определить дату изготовления? – спросил Малахай, глядя через ее плечо, пока она рассматривала гравировку.

– Нет. Я не знакома с историей так хорошо, как следовало бы.

Малахай пожал плечами.

– Это совершенно нормально. Я и не собирался говорить с тобой о прошлом, Жас, просто хочу, чтобы ты мне помогла его раскопать.

Сочетание пристального взгляда и сладкозвучного голоса гипнотизировало. Он совершенно завладел ее вниманием и полностью отдал ей свое внимание. Она не помнила, чтобы, разговаривая с ней, он когда-либо был невнимателен. Это было ее первое воспоминание о нем в Бликсер Рат. Туда она прибыла робким, истощенным подростком, напуганным тенями, преследовавшими ее днем и ночью. Она не могла смотреть ему в глаза дольше минуты. Во время разговора с ней он не отводил от нее взгляда. Ни тогда, ни теперь.

Во время курса лечения в Цюрихе и всегда во время сеансов в последующие годы она думала о нем как о волшебнике, который умел останавливать время. Здесь, в этой библиотеке, с ее деревянными панелями, богатым восточным ковром и абажурами от Тиффани, казалось, что это Нью-Йорк столетней давности. Но дело было даже не в обстановке. Малахай одевался и разговаривал формально, в классическом стиле, но это не выглядело старомодным. Современный темно-синий костюм, старательно завязанный шелковый галстук и монограмма на его накрахмаленной белой сорочке – все это походило на гардероб джентльмена прежних времен.

– Жас, позволь мне построить для тебя парфюмерную лабораторию здесь, в Фонде. Это будет произведение искусства. Летом у тебя нет шоу, верно? Работай здесь и создавай аромат, над которым работал твой предок. Если ты преуспеешь, то я смогу заплатить тебе достаточно, чтобы будущее Дома Л’Этуаль было надежным.

– Робби рассказал вам про наши финансовые проблемы?

Бабушка Жас научила ее никогда не обсуждать денежные дела вне семьи, даже с теми, кто значил для нее столько, сколько Малахай, и было неловко делать это теперь. Жаль, что в электронном письме брата было так мало подробностей о его встрече с доктором.

– Да, но я об этом уже прочел в газете.

Жас обратила свое внимание на хрустальный флакон, который все еще держала в руке, и еще раз понюхала старинные духи. Она была потрясена. Не самим предложением Малахая, но верой, с которой он его сделал.

– Вы готовы понести любые затраты ради изучения фантазии?

– И вы, и все остальные знают, что я не верю, будто реинкарнация – это фантазия.

Со времени, проведенного в Бликсер Рат, она многое узнала о Фонде Малахая и о том, что Малахай работал с множеством детей, которые помнили свои прошлые жизни. Он и его тетя, второй содиректор, задокументировали путешествия детей, и у них появились превосходные доказательства жизней, обнаруженных во время их регрессий.

– Да, но вы действуете как опытные психологи, серьезно исследующие ДНК психики. Ваши исследования проводятся под строгим научным контролем. Вы добились, чтобы ваша работа была свободна от популистских извращений. Как это может сочетаться с такой фантастической идеей, как духи́, помогающие людям вспоминать их прошлые жизни?

– Реинкарнация – это признанный факт, – ответил Малахай. – Факт жизни. Факт смерти. И поскольку я знаю, что реинкарнации реальны, то знаю и то, что существуют реальные инструменты, способствующие восстановлению воспоминаний о прошлой жизни. Кажется, я говорил тебе, что присутствовал при массовой регрессии, когда сотни людей под гипнозом одновременно переживали воспоминания из прошлой жизни. Потрясающий момент. И это дает нам право доказывать факт реинкарнации.

– Когда в вас выстрелили? Да, но вы не сказали мне…

– Я уверен, что они существуют, – перебил ее он. – Жас, инструменты…

Никогда прежде не наблюдала она в нем такого вдохновения.

– Некоторые из них потеряны, – продолжал он, – некоторые уничтожены… Но существуют другие, еще ждущие своего появления… Возможно, они не использовались с древнейших времен, но они существуют. Я знаю, что существуют.

Его темные глаза засветились, губы дрожали, в лице психолога появилось нечто схожее с сексуальным экстазом.

Он жаждал этого знания.

Жас сложила руки на груди. Малахая она знала очень давно. Он никогда не терял контроля над собой, был неэмоционален, сдержан. Жас никогда не видела в нем такого воодушевления.

За последние несколько лет его жизнь стала более насыщенной. Дважды он был под подозрением в разных криминальных ситуациях, включающих кражу древних артефактов, и его стали воспринимать как человека, заинтересованного в таких кражах. Из-за Малахая последние два года Фонд Феникс стал появляться в новостях гораздо чаще, чем за несколько предыдущих десятилетий. Неужели артефакты, о которых он говорит, являются инструментами памяти?

– Вы с вашей тетушкой завоевали огромное уважение среди специалистов благодаря тщательности, с которой вы проводили исследования, – произнесла Жас. – Если вы всерьез гоняетесь за ароматами, которые, как вам кажется, помогают людям вспоминать прошлые жизни, вы рискуете подорвать репутацию вашего учреждения и свою собственную.

Малахай откинулся на спинку стула, лицо его расслабилось, и перед Жас снова появился солидный психотерапевт, уверенный, эрудированный, харизматичный.

– В древние времена священники курили ароматный фимиам и верили, что души умерших могут путешествовать в иную жизнь на клубах дыма. Мистики дышали ароматами, чтобы войти в транс и посещать другие измерения. В некоторых культурах ароматы использовались для открытия «третьего глаза», чтобы постигать иные физические состояния, доступные только таким способом.

– Я знаю, для чего использовались ароматы.

– Тогда тебе понятно, почему я верю, что запах способен помочь вспомнить наши прошлые жизни.

– Даже если бы хотела этого, я не могу вам помочь. Малахай, я не парфюмер, я специалист по мифологии. Почему бы не предложить эту работу Робби? Он верит в то же, что и вы.

– Робби сказал, что его нос не такой чуткий, как у тебя, что только ты способна на это. – Он протянул ей хрустальный флакон. – Что ты интуитивно знаешь, как создать аромат на этой основе.

Когда-то, целую жизнь тому назад, ей казалось, что она хочет быть парфюмером. Но эта идея умерла вместе с матерью, и мысль о том, чтобы сидеть за органом парфюмера, вызывала у нее отвращение.

Ее дед всегда говорил, что она стала венцом династии великих парфюмеров, что только она, а не отец и не брат, должна была стать великим носом. Робби в это тоже верил и иногда упрекал сестру, что она занимается не тем, для чего была рождена. Он недоумевал, почему Жас не захотела стать художником такого уровня, на какой была способна.

– Брат сильно ошибается по поводу меня и моих способностей.

– Он казался очень уверенным, – сказал Малахай и добавил: – Рад, что вы стали так близки друг другу. Это же так, верно?