Игра в любовь - Ксения Духова Страница 17

Разные люди любят разное время суток. И это вполне естественно и учеными много раз объяснено – биоритмы и другие сложности. Только ученые не говорят, почему нельзя человека с другими биоритмами называть не нежными птичьими именами – жаворонком или голубем, а вредителем и разрушителем здоровья.

У нас семья нормальная. То есть абсолютно, что по сегодняшним условиям практически нереально. У нас даже все встают в одно время. Есть небольшая проблема: сначала в туалет очередь, а потом в ванную. Но это можно пережить. Один раз в день ведь толпимся! Вечером у всех дела, и мы друг друга почти не видим. Так что утром нам в удовольствие за зубными щетками потолкаться. И дружески так подтрунивать над близкими людьми.

– Чего это у тебя глазки, как у китайца? – Папа ко мне первый внимание проявляет. А потом вдруг он решает, что нежности с утра недостаточно, и тычет мне в нос помазок с бритвенным кремом. И этим кремом затыкаются все мои дыхательные отверстия, благодаря чему я чихаю в сторону кухни. А из кухни как раз выходит мама с чашкой чая и улыбкой на лице. И тут же покрывается белоснежными ошметками с запахом ментола и камфары. Словом, все по-семейному. Несмотря на крики и недвусмысленные намеки на экзекуцию и кастрацию.

Но все это происходит часов в 9 утра, поскольку папа у нас – очень ценный для общества человек и ходит на работу не слишком рано.

Мама вообще не работает. Она только тексты пишет. Сценарии для фильмов. И называет это – «мое хобби, которое приносит в семью деньги». А как она сценарий напишет, так начинает договариваться с режиссерами, и мы ее совсем дома не видим. И еда дома сразу переводится, потому что маму режиссеры всячески ублажают и «рвут друг у друга из рук». Это она папе жалуется, когда утром у нее голова болит, потому что очередной режиссер ее устрицами и омарами перекормил. Папа ее всегда жалеет и холодное полотенце ей на лоб перед уходом кладет. А мама в этот день пьет только минералку и по телефону всем говорит, что «она выжата как лимон, и валяется овощем на диване». Мы маму любим и совсем не против ее растительной жизни. Только вот очень надоедают котлеты глубокой заморозки и вареники из пачки.

И вот тогда у нас начинается бабушкин период. Когда мама ведет общественно бесполезную жизнь, бабушка, вся в заботах, проявляется только по телефону.

– Я в вашу жизнь не лезу, – гордо говорит она, отвергая приглашение приехать в гости. – Я человек независимый! – кричит бабуля, когда мы ей предлагаем вместе с гостями за столом алаверды говорить. К примеру, на чей-нибудь день рождения. – Мне ваших тортов не надо! А подарок я вам авиапочтой вышлю!

Между прочим, бабушка нас очень любит и даже скучает, но она человек горный и со своими твердыми принципами. Она всю молодость в Грузии прожила и очень застолья любила. И сейчас любит, но предпочитает их дома собирать. Потому что никому так ее коронные блюда не приготовить, а «стол должен быть столом!». Но мы ее застолий боимся, ведь потом все гости мучаются от обжорства и пьют разные народные средства.

Так что наша горная орлица срывается с места только тогда, когда ее сыну и внучке грозит опасность погибнуть голодной смертью.

И вот в субботу, в тот момент, когда даже попугаи спят в своей клетке, в нашей двери поворачивается ключ и раздается рев иерихонских труб.

– А где мои дорогие голодные потомки?! – на шестьдесят децибел воркует бабушка, бросая сумки с пищей в прихожей прямо на мамины выходные туфли. – Почему никто не встречает меня этим солнечным утром?! – вопит она же, дробно топоча по коридору.

Навстречу бабуле из спальни выползает ее ненаглядный сыночек с пятничной щетиной и, не открывая глаз, чмокает маму в макушку, отчаянно пытаясь понять, что в доме происходит. А ее единственная внучка обреченно думает – ах, почему же у нас не многодетная семья?! Но мои родители в молодости оказались не готовы к массовому деторождению, и потому сдерживать натиск соскучившейся старушки приходится одной.

Все это происходит, напомню, в субботу! В шесть утра! Потому что бабушка приезжает к нам только на самой первой электричке и никак иначе! Однажды наша горная фурия опоздала на первую субботнюю электричку. Так она в тот день не поехала к нам вообще!

– А какой смысл ехать к вечеру? – сказала она по телефону в 11 утра, когда мы проснулись и в панике заметались по квартире, ища бабушку и пищу. Мама называет ее «жаворонок-извращенец» и старается улизнуть куда-нибудь еще в пятницу, сославшись на возможность нервного утреннего припадка.

Мы же с папой усаживаемся на кухне, куда бабушка притаскивает сумки с едой, и, не открывая глаз, отвечаем на ее вопросы. Со стороны смотрится как сбор китайских болванчиков. Бабушка, энергично стуча судочками и кастрюльками по столу, тараторит и жестикулирует. Вопросы горошком рассыпаются по полу и стенам кухни, а мы с папой киваем головами и мычим, все убыстряя темп. Мама всегда нам покупает одинаковые пижамы, чтобы долго не выбирать. Поэтому мы сидим как Пат и Паташон в мужских пижамах, сонные и на все согласные, а бабушка радостно и удовлетворенно перемещается в пространстве. Она у нас маленькая и сухонькая, но ее всегда очень много. Получается, что наша квартира заполняется громкой и стремительной саранчой, а мы – на положении колорадских фермеров, не способных побороть это нашествие. Когда вот-вот разразится экологическая катастрофа, папа как главный фермер берет себя в руки и громко кричит: