Секс и деньги. Как я жил, дышал, читал, писал, любил, ненавидел, мечтал и пил в мужском журнале - Марк Дэпин Страница 17

В детстве я каждое лето возвращался на неделю к своему отцу в Лидс. Оставаясь дома один, когда он и его вторая жена уходили на прогулку, я немедленно бежал в их спальню, раскрывал все шкафы и комоды, залезал на антресоли, отодвигал чемодан, доставал припрятанные там журналы – «Вибрация» и «Личная жизнь» – и несся с ними в свою комнату.

Я ничего такого не делал. Я читал рассказы и таращился на картинки, стараясь понять, кто же такие эти женщины. Я решил, что эти журналы использовались в качестве стимулятора перед сексом, для усиления эрекции перед свиданием с настоящей женщиной. Когда в школе ребята шутили о слипавшихся в их журналах страницах, я не понимал, что они имеют в виду.

Когда мне было пятнадцать, я украдкой бегал в видеосалон, где крутили порнуху. Там никогда не показывали пары, занимающиеся любовью, а лишь изредка – обнаженное женское тело крупным планом. Это окончательно убедило меня в том, что секс – вымысел.

Австралийская версия «Пентхауса» печаталась в издательстве «Горвиц-Грэхэм», находившемся на северном побережье Сиднея. Главный офис был расположен в настоящем пентхаусе. Работая в «ПОЛ», я написал для редактора Фила Абрахама рассказ про боксеров. После возвращения из Канады у меня не было работы, и я решил пойти к нему и попробовать устроиться внештатным автором.

Фил был проницательным, талантливым редактором, ценившим качественную литературу, а это редкость в наши дни, особенно среди редакторов порнографических журналов. Еще он слыл завзятым любителем борзых и, по-моему, единственным человеком в Австралии, которого интересовали одновременно секс и собачьи бега. Абрахам предложил мне поработать помощником редактора в «Пентхаусе». Дело было в том, что он только что неожиданно потерял одну из своих помощниц, которая узнала, что ей платят меньше, чем другим сотрудникам, и бросила редактору в лицо содержимое своего ящика для входящих бумаг. Я немедленно занял ее кресло, мысленно приписав к эпитетам «врун» и «ублюдок», которые должны были следовать за моим именем, еще и «порнографист».

Я сидел между штатным автором Марком и заместителем редактора Тодом, который позднее стал редактором «Менз хелс». На лице у Марка красовался живописный фингал – результат его недавней связи с бывшей девушкой другого журналиста. Их связь оборвалась, когда Марка разбудил ковбойский сапог этого самого журналиста, топающий по его лицу. Он сказал, что нагишом гонялся за обладателем сапог по всей комнате и дал ему сдачи. Тод не так давно демобилизовался, а перед этим пробовал устроиться в парашютно-десантные части особого назначения. Я думал, что мне тоже стоит попробовать вступить в их стройные ряды, там, по крайней мере, мне было гарантировано постоянное насилие. Я жаждал саморазрушения.

Я непрерывно курил, Тод не отставал от меня, а Марк смолил, как паровоз. У каждого из нас были свои пепельницы, в которых дымились горки бычков, напоминавших дохлые личинки. За обедом мы всегда пили пиво, это помогало мне справиться с эмоциональной опустошенностью. Я постоянно тараторил о Ди, они отвечали последними слухами и обсуждали личность Фила. Мои новые приятели были умны, следовало ожидать, что они смогут писать драматичные, живые, захватывающие статьи, которые потом окажутся на страницах журнала в окружении фотографий мастурбирующих обнаженных моделей, которые будут отвлекать внимание читателей.

Работа помощника редактора в «Пентхаусе» была не такой простой, как может показаться на первый взгляд. Как правильно пишется слово «минет» – с мягким знаком или без? А может быть – «меньет»? Когда у мужчины происходит семяизвержение, что, собственно, извергается – семя или сперма? Если семя, то почему из него ничего не вырастает? И почему в то время, как все прогрессивные журналы к 1966 году перешли на метрическую систему, размер полового члена до сих пор принято выражать в дюймах? Логично было бы предположить, что мужчинам будет приятнее измерять свой член в сантиметрах – так он будет казаться длиннее. В официальном «Справочнике по литературному языку», изданном Австралийским государственным издательством, на эти вопросы давались крайне ограниченные, пуританские ответы.

«Минеты» и «семя» появлялись чаще всего в письмах читателей, которые печатались во всех штатах, кроме Квинсленда. Авторы этих посланий, судя по всему, очень внимательно слушали своих учителей по английскому языку, которые не рекомендовали использовать одно и то же слово дважды в одном предложении.

В моем любимом письме, которое пришло от «Имя и адрес не указаны», женские половые органы сначала определялись как «киска», а далее – как «райские кущи», «плотная дырочка», «ноющий свод», «плачущая щелочка», «мохнатка», «святая святых», «осиное гнездо», «кратер Оргазма» и «хлюпалка» – все это в тексте из пятисот слов. Свой половой член адресант называл «ракетой», «зубилом», «свинцовой флейтой» («она отыграла свою последнюю ноту», когда он кончил) и «брючной змеей». Но настоящий звездный час нашего автора наступил, когда его подружка занималась любовью с его приятелем в то время, когда он трахал женщину приятеля: «Их языки переплетались и обвивались друг вокруг друга, словно испанские танцоры, под аккомпанемент моих яичек, словно кастаньеты, отстукивавших причудливый ритм о попку Тиффани».

Почти все письма читателей были написаны в надежде получить ежегодный приз в тысячу долларов. Но не только обязанность читать эти откровения отличала сотрудников «Пентхауса» от прочих журналистов: от нас требовали писать «данные модели».

Модель месяца обязательно была австралийкой. Фотографии скупали со всего света, и делом сотрудников журнала было придумать девушке биографию. Дома она могла быть Соней из Санкт-Петербурга, любительницей Солженицына и селедки, в США ее назвали бы Сэнди из Сиэтла, и она обожала бы слалом и жареное мясо, в Великобритании она проходила бы как Сара из Скиптона, не мыслящая свою жизнь без сосисок и веселых вечеринок, но в Австралии она становилась Сэми из Серферз и любила море, песок и местное пиво «Столис».

Авторы видели фотографии только тогда, когда приходилось писать «данные модели». Мы шли в смотровую, брали лупу и внимательнейшим образом изучали слайды, как будто верили, что разглядывание малых половых губ этой девушки таит в себе ключ к загадкам ее воображаемого внутреннего мира. Автор мог такого напридумывать, особенно если дело касалось происхождения брюнеток, которые в мгновение ока становились полумаврикийками, полулитовками и переселялись в Ясс или на четверть непалками, на четверть словенками, на четверть лаосками, но при этом каким-то чудом оказывались рожденными в Графтоне. Мы щедро раздавали нашим моделям научные звания, среди них часто встречались бакалавры гуманитарных или технических наук, магистры и даже кандидаты наук. Девушки становились все экзотичнее и образованнее, пока Фил не заставил нас опубликовать опровержение, в котором обещалось, что обнаженным моделям больше не будут присваиваться ученые степени.

В «Пентхаусе» печатали краткие забавные рецензии на фильмы, которые отличались от рецензий в других журналах, где критики смотрели только порнуху. Я не видел ни одного порнографического фильма и был уверен, что их существование – урбанистический миф. Наш обозреватель одолжил мне кассету под названием «Туристы-2», от которой я наивно ожидал истории о жизни туристов, но неправдоподобный сюжет развивался вокруг какого-то спортивного центра под открытым небом. Главные роли исполняли белый парень, негр и женщина, с которой они одновременно занимались любовью. Я был поражен тем, что люди могут записывать такие штуки на пленку. Не могу объяснить, как я дожил до своих лет, не зная, что это происходит сплошь и рядом. А еще через год я впервые распознал гомосексуалиста.