Побудь в моей шкуре - Мишель Фейбер Страница 17

Иссерли аккуратно положила рожок обратно в лужу, стараясь не шуметь. Она была не одна.

Неподалеку от нее на гальке стояла овца и обнюхивала такой же большой, как она сама, валун, время от времени с любопытством облизывая его. Иссерли удивилась: раньше она думала, что овцы не могут ходить по гальке из-за копыт. Но эта овца уверенно и легко ступала по коварной смеси камней и битых ракушек.

Иссерли подкралась к овце, с трудом балансируя на цыпочках. Она даже задержала дыхание, только бы не спугнуть неожиданную спутницу.

Было трудно поверить, что это создание не умеет говорить. Это никак не вязалось с его внешним видом. Несмотря на отдельные странности, во всей его внешности было нечто обманчиво разумное, что подвигло ее, далеко не в первый раз, на попытку установить межвидовое общение.

– Привет, – сказала Иссерли.

– Ахль, – сказала Иссерли.

– Уиин, – сказала Иссерли.

Три приветствия на всех трех известных Иссерли языках не произвели на овцу никакого впечатления, если не считать того, что она попятилась назад.

Больше Иссерли сказать было нечего – ее лингвистические познания этим исчерпывались.

Да ни один лингвист и не взялся бы за работу, которую взвалила на себя она, – это уж точно.

Только те, кто совсем отчаялся, те, кому в этой жизни уже ничего не светит, кроме ссылки на Новые Территории, могли решиться на такое.

Но даже им требовалось еще кое-что – быть немного не в своем уме.

Теперь, оглядываясь назад, она понимала, что именно такой она и была. Полностью рехнувшейся. Но в конце концов все обернулось к лучшему. Оказалось, что она приняла самое правильное решение в своей жизни. То, чем ей пришлось пожертвовать, казалось незначительным в сравнении с перспективой быть заживо похороненной до самой смерти на Новых Территориях – до самой смерти, которая там обычно не заставляет себя долго ждать.

Стоило ей загрустить, вспомнив о том, что пришлось сделать с ее некогда прекрасным телом перед отправкой сюда, как она тут же вспоминала, что те, кто провел на Новых Территориях хотя бы недолгое время, выглядели не лучше. Сплошные больные уродцы. В чем уж там дело – в скученности, плохом питании, загрязнении воздуха или отсутствии медицинской помощи или просто таково неизбежное следствие жизни под землей, но все отребье, собравшееся на Территориях, отличалось нечеловеческим уродством, которое ни с чем нельзя было спутать.

Когда ей сказали, что отправят на Территории, она поклялась торжественной и мрачной клятвой остаться красивой и здоровой, несмотря ни на что. Сопротивляясь физическим переменам, она тем самым бросит вызов властям, продемонстрирует все презрение к ним. Но существовала ли хоть малейшая надежда, что ей удастся сдержать данное слово? Наверняка каждый вначале клялся, что уж его-то не превратят в облысевшую сгорбленную скотину с истерзанной плотью, крошащимися зубами и обрубками на месте пальцев. Но именно такими все в конце концов становились. Удалось бы ей нарушить общее правило, отправься она туда, а не сюда!

Разумеется, нет. Разумеется, нет, А сейчас она выглядит ничуть не хуже, чем средний выходец с Территорий – ну, по крайней мере, не намного хуже. Но зато, что она обрела взамен!

Иссерли посмотрела на лежащий перед ней огромный мир, который был так хорошо виден с ее наблюдательного пункта на аблахском пляже. Неописуемо прекрасное зрелище! Ей хотелось бежать и бежать навстречу горизонту, не останавливаясь ни на миг, хотя она точно знала, что бегать не сможет уже никогда.

Впрочем, на Территориях тоже не особенно побегаешь. Там ей пришлось бы уныло ползать в компании других таких же неудачников и опустившихся типов по узким подземным коридорам, проложенным в толще бокситов и прессованной золы. Она бы работала до упаду на какой-нибудь влагофильтрационной станции кислородного завода, копошась в грязи, словно навозный червь.

А вместо этого она очутилась здесь, где можно свободно бродить по бескрайним пустошам, наслаждаясь чудовищными запасами воды и чистого воздуха.

И платить ей за это приходится, если вдуматься, всего лишь тем, что она обречена всегда ходить на двух ногах.

* * *

Ладно, конечно, не только этим.

Чтобы перестать думать о гораздо более печальных последствиях принесенной ею жертвы, Иссерли приняла внезапное решение все же выйти сегодня на работу. Избыток свободы приводил к тому, что рано или поздно ее начинали посещать мрачные мысли. И спасала от этого только работа.

Она уже выбросила часы и ключи, принадлежавшие молодому немцу, в море, где вода и соль позаботятся о них, как и о прочих отбросах конца тысячелетия, волшебно преображая их форму и сущность. Пустой пластиковый мешок Иссерли заткнула за пояс, чтобы не мусорить на пляже. Он и так уже был достаточно замусорен пластиковыми отходами с проходивших мимо судов и буровых платформ; в один прекрасный день она соберет весь этот мусор в огромную кучу и устроит костер. Просто нужно не забыть принести с собой все необходимое – вот и все.

Иссерли сняла с камня ботинки и не без труда натянула их на свои мокрые и слегка распухшие ноги. Пожалуй, она перестаралась с закаливанием холодом. Несколько часов в тесной натопленной «тойоте» не повредят ей.

Она побрела через пляж к поросшему травой пастбищу. Ее овца вернулась в стадо и теперь была уже далеко на склоне холма. Пытаясь угадать, с какой именно из овец она беседовала, Иссерли споткнулась на своих неуклюжих подошвах и чуть было не упала. «Надо под ноги смотреть», – подумала она. На кромке пастбища лежали замысловатые комки выцветших и высохших на солнце водорослей, которые напоминали то скелеты, то отдельные части скелетов, то каких-то фантастических животных. Среди этих симулякров то и дело попадался подлинный остов чайки, обглоданный и подрагивающий под порывами ветра. Иногда (но не сегодня) Иссерли случалось наткнуться и на дохлого тюленя, ласты которого запутались в обрывке рыбацкой сети, а тело было обглодано другими морскими жителями.

Иссерли шла по тропе, протоптанной многими поколениями овец, к верхнему ярусу холма. В мыслях она уже сидела за рулем «тойоты».

* * *

Когда Иссерли вернулась к коттеджу, костер уже потух. Вокруг него в снегу образовался темный круг из выжженной травы и смеси пепла с талой водой. На углях лежали отдельные куски не сгоревшего до конца рюкзака. Иссерли извлекла оттуда покрытый сажей металлический каркас и отбросила в сторону, решив избавиться от него позже. Может быть, завтра, если она снова соберется к морю.

Она вошла в дом и направилась прямиком в ванную.

Ванная, как и все комнаты в доме, имела нежилой вид и была затянута плесенью и усеяна трупиками насекомых. Мутный свет просачивался в нее через крошечное окошечко, закрытое грязным матовым стеклом. Зазубренный осколок зеркала криво висел в нише над раковиной умывальника, не отражая ничего, кроме облупившейся краски. Ванна была чистой, но немного ржавой, как и раковина. По контрасту с ванной зияющее отверстие лишенного крышки унитаза имело цвет и фактуру древесной коры; им никто не пользовался, по крайней мере с тех пор, когда Иссерли поселилась здесь.