Грустное кино - Терри Саутерн Страница 17

Когда Тони Сандерс, лихой писатель из Нью-Йорка, прибыл в Лихтенштейн, первым пунктом повестки дня стало его оттрахать… по крайней мере так рассудил вульгарный Сид. Для того чтобы оторвать писателя от его романа и переключить на сценарий еще в большей степени аморфного фильма, протащив при этом через полмира, у Сида имелось множество приемов. Помимо обычного умасливания, лести, призывов к верности, дружбе, любви к искусству и обещания твердых семидесяти пяти сотен в неделю туда входило создание вопиющей фикции того, что «обстановочка здесь ништяк, приятель!». Сид ухитрился задействовать для встречи самолета карету скорой помощи, внутри которой сидели две прелестные девушки в одних трусиках и лифчиках. Девушкам дали по сотне каждой заодно с инструкциями «сделать ему как надо» по пути от взлетно-посадочной полосы до городка. В схеме, однако, в последний момент обнаружился изъян, состоявший в том, что карета скорой помощи, единственная в городке, была срочно уведена по какой-то местной надобности, а единственным доступным транспортом оказался катафалк.

Сид поначалу был не на шутку раздосадован необходимостью замены, с серьезным видом замечая, что «не хочет проявлять неуважения». А потому испытал великое облегчение, когда Борис от души расхохотался.

– Да, Сид, вот тебе, блин, шоу-бизнес, – вымолвил Б., вновь обретя способность внятно говорить.

В любом случае Тони Сандерс вылез из столь необыкновенного транспортного средства в прекрасной форме, полностью расслабленный после долгого путешествия. Он вразвалку прошел в комнату, где его ждали Борис и Сид, а также три ведерка с шампанским на столе. Они уже вовсю пили.

– Новости, – сказал Тони, не выпуская из рук портфель, – у меня есть название.

– Прекрасно, – отозвался Борис, вручая ему стакан шипучки, – а как насчет истории?

– История может подождать… – Тони заглотил выпивку. – Ну как, вы готовы? Врубитесь… – Он – поднял пустой стакан и двинул им по воображаемому экрану:

ЛИКИ ЛЮБВИ

Тони внимательно изучал лицо Бориса на предмет почти неразличимой оценки, тогда как тот, слегка вопросительно склонив голову набок, глазел на него, ожидая продолжения.

– Да? – наконец спросил он.

Писатель, по-прежнему с портфелем в руке, прошелся по комнате, энергично размахивая пустым стаканом и стремительно излагая:

– Эпизодично, врубаетесь? Истории о разных видах любви. Пять, шесть, семь видов любви – Идиллический… Нечестивый… Лесбийский… Кровосмесительный, типа брат-сестра, отец-дочь, мать-сын… Садизм… Мазохизм… Нимфомания… вы следите?

Но к этому моменту Борис уже не просто следил, а принялся развивать тему. Он повернулся к Сиду.

– Анджела Стерлинг, – сказал он. – Мы снимем Анджелу Стерлинг в роли нимфоманки, – затем снова к Тони: – Прекрасная светловолосая американская наследница из Джорджии… наследница табачных плантаций, единственный ребенок в семье… она озлоблена, потому что думает, что папаша хотел мальчика, а не девочку… папаша – очень важный южный джентльмен, мятная водка на веранде… наблюдает за тем, как лопающиеся от счастья черножопые собирают урожай… «Да, сэр, я с первого взгляда могу отличить полевого ниггера от домашнего ниггера!» Дочь сбегает оттуда, отправляется в Марокко и ебется с каждым, у кого шевелится.

– Прекрасно, – выдохнул Тони, – прекрасно. – Внезапно он бросил портфель и рухнул на кушетку. – Блин, эти девчонки совсем меня умотали… дай мне малость виски, а, Сидней… ну и городок, ни хрена себе.

Большой Сид сиял улыбкой, на цыпочках подбираясь к бару и только что не кудахтая, как несушка на защите своего выводка, – ибо магия началась, пошла эта загадочная творческая штуковина, Великая Мистерия… Одна минута, никакой истории – следующая, зубодробительный хит! Бог сидел у себя на небесах, и все шло как надо в мире Сида Крассмана.