Наследство - Кэтрин Вебб Страница 17

У подножия холма, где кончаются деревья, склон обрывается, переходя в круглый овраг. Огромная яма заросла боярышником, терном и бузиной, кусты переплелись и похожи на бороду неряшливого старика. Здесь холод чувствуется сильнее. Я заметила куст остролиста, растущий ровно посередине, яркие ягоды сияют в тусклых зарослях, как драгоценные камни. Но мне не удается подойти ближе. Я спускаюсь, поскальзываясь на поросших травой буграх, и, добравшись до чащи, вижу, что внутрь не пробраться. Воздух тихий, здесь он заметно холоднее. От моего дыхания поднимается пар, пока я бреду вокруг, пытаясь найти проход внутрь. Ничего, кроме тропки, поднимающейся вверх по склону. Делаю последнюю попытку пробраться в заросли и ухожу, исцарапанная с ног до головы.

Я двигаюсь в обратный путь, вхожу в лес. В корзинке у меня до сих пор ничего нет, кроме нескольких ростков полосатого плюща из сада. Этот лес не для прогулок, он не истоптан, в нем почти нет тропинок. Пастбищные земли поместья все сданы в аренду или распроданы местным фермерам, и я задумываюсь, заходит ли сюда кто-то из них — собирать хворост, ловить фазанов, ставить силки на кроликов. Я не вижу следов присутствия людей. Земля засыпана палой листвой, кругом колючие заросли ежевики, бурелом, упавшие стволы гниют и плесневеют. Из-под ног прыскают в разные стороны какие-то мелкие зверюшки, я не успеваю их рассмотреть, только слышу тихое посвистывание. Желуди, буковые орешки; под одним деревом ковер из полусгнивших желтых яблок. Тут нужно внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. И не слышно птичьего пения над головой. Только тихие, похожие на вздох звуки — это в голых ветвях проносится ветер.

Я не смотрю, куда иду, и чуть не наступаю на сидящего на корточках человека. От неожиданности я вскрикиваю. Молодой мужчина с длинными дредами, в пестрой одежде.

— Извините! Здрасьте, — выдыхаю я.

Выпрямившись, он оказывается намного выше меня, и я вижу у его ног большой гриб. Желтый, уродливый. Парень его рассматривал, практически касаясь носом.

— Мне кажется, он несъедобный, — добавляю я, улыбнувшись.

Парень поворачивается, смотрит на меня и ничего не отвечает. Он худой и поджарый. Свесив руки вдоль тела, он стоит молча, рассматривает меня, и я чувствую тревожное желание поскорее оказаться от него подальше. То ли инстинкт, то ли что-то странное в его взгляде подсказывает мне, что с ним не все в порядке. Я отступаю назад и поворачиваю налево. Он делает шаг и преграждает мне путь. Я поворачиваю в другую сторону, но он снова встает передо мной. Сердце у меня колотится. Его молчание путает меня, от него исходит угроза, впрочем, он не делает попыток подойти ближе. От него пахнет чем-то пряным, терпким. Мне приходит в голову, что он пьян или под кайфом. Я снова поворачиваю влево, он расплывается в широкой улыбке, обнажающей десны.

— Слушай ты, прочь с дороги, дай пройти! — рявкаю я, нервы у меня на пределе. Но он делает шаг ко мне.

Пытаюсь отступить, но, зацепившись каблуком за плеть ежевики, неловко падаю на бок. Шипы впиваются в ладони, дыхание от удара перехватывает. Вокруг кружат листья, их гнилой запах проникает повсюду. Повернув голову, вижу, что длинный наклонился надо мной, закрыв собой небо. Я пытаюсь высвободить ногу из куста, но двигаюсь рывками и только хуже запутываюсь. Хочу закричать, но понимаю, что дом слишком далеко отсюда и Бет меня не услышит. Она и не знает, что я здесь. Никто не знает. Я в панике, меня бьет дрожь, становится трудно дышать. Сильные, тяжелые руки обхватывают меня за запястья.

— Пошел вон! Убери свои руки! Пошел вон! — визжу я что есть мочи.

Я слышу другой голос, и меня отпускают, бесцеремонно роняя обратно на ковер из листьев.

— Гарри не опасен. Он не хотел вас напугать, правда, Гарри? — говорит подошедший незнакомец и хлопает долговязого по плечу.

Я таращусь на них с земли. Гарри трясет головой, и теперь я понимаю, что он огорчен, подавлен, в его лице нет ни намека на злобу или похоть.

— Он пытался вам помочь, поднять, — поясняет подошедший мужчина с едва заметным укором.

Гарри вновь склоняется над своим желтым грибом.

— Он просто… я только… искала зеленые ветки для украшения. Для дома, — поясняю я, все еще в замешательстве. — Я думала… Ладно. В общем, ничего.

Я замолкаю. Незнакомец подает руку, рывком ставит меня на ноги.

— Спасибо, — бормочу я.

На согнутом локте у него висит духовое ружье, ствол тускло поблескивает. Я брыкаюсь, стряхивая с ноги плети ежевики, осматриваю горящие ладони. Они покрыты бусинками крови. Я вытираю руки о джинсы и поднимаю смущенный взгляд на своего спасителя. Оказывается, все это время он пристально и напряженно вглядывается в мое лицо, а потом вдруг радостно улыбается:

— Эрика?

— Откуда вы… Простите, мы знакомы?

— Ты меня не узнаешь? — спрашивает он.

Я присматриваюсь: темная копна длинных волос, перехваченных на затылке, широкая грудь, нос с горбинкой, прямые брови, прямая, решительная линия рта. Черные глаза сияют. А потом что-то в мире сдвигается, черты проявляются, встают на место, в них проглядывает что-то невероятно знакомое, близкое.

— Динни? Это ты? — ахаю я.

— Никто не зовет меня Динни уже много лет. Сейчас я для всех Натан. — Улыбка у него немного неуверенная. В ней удивление, радость, как и у меня, от неожиданной встречи с прошлым, но и настороженность. Он не отрывает глаз от моего лица. Его взгляд, будто прожектор, следит за каждым моим движением.

— Поверить не могу, что это и в самом деле ты! Как… как ты живешь? Как, черт побери, ты здесь оказался? — Я поражена. Мне и в голову не приходило, что Динни тоже повзрослел, что у него своя жизнь, что он мог вернуться в Бэрроу Стортон. — Ты так изменился!

Щеки у меня горят, как будто меня застукали за чем-то постыдным. Сердце так бьется, что пульсируют даже подушечки пальцев.

— Зато ты выглядишь все так же, Эрика. Я кое-что узнал из газет… Леди Кэлкотт скончалась. Это навело меня на воспоминания о… об этих местах. Мы здесь не бывали с тех пор, как умер мой отец. Но вдруг захотелось навестить…

— Ох ты, господи!.. Вот горе. Я о твоем отце.

Отца Динни звали Микки. Мы с Бет любили его. У него были широкая белозубая улыбка, большие сильные руки, он всегда подбрасывал нам мелочь или угощал конфетами — выуживал их у нас из-за ушей. Мама с ним разговаривала один или два раза. Решила познакомиться, раз уж мы проводили там время. А маму Динни, Морин, всегда называли Мо. Микки и Мо. Отсюда наше кодовое обозначение: чтобы Мередит не поняла, мы всегда называли это «пойти в гости к Микки Маусу».

— Это было восемь лет назад. Он быстро умер, даже не успел понять, что случилось. По-моему, это лучшая смерть, — спокойно замечает Динни.

— Да, наверно.

— А что случилось с леди Кэлкотт? — Я слышу в его голосе легкую горечь. Он не выразил соболезнований по поводу моей потери.