Свет в океане - М. Л. Стедман Страница 17

Ему никто не ответил, и он, постучав еще раз, неуверенно повернул ручку. Дверь оказалась незапертой, и Том вошел. В комнате он сразу ощутил такой знакомый с детства родной запах, который, правда, перебивал стойкий «аромат» табака и дешевой выпивки. В полутемном помещении бросалась в глаза неубранная постель и видавшее виды кресло. Все в коричневых тонах. На оконном стекле трещина, а одинокая роза в вазе давно завяла.

— Ищете Элли Шербурн? — Голос принадлежал жилистому лысеющему мужчине, появившемуся в дверях.

Он никак не ожидал услышать ее имя. И потом — «Элли». В его представлении мать никогда не ассоциировалась с именем «Элли».

— Да, миссис Шербурн. Когда она вернется?

Мужчина хмыкнул:

— Она не вернется. А жаль, она задолжала мне за месяц.

В жизни все оказалось совсем не так, как он рассчитывал. Он же так долго мечтал о встрече с матерью! Сердце Тома учащенно забилось.

— А у вас есть адрес, куда она переехала?

— Там нет адреса. Она умерла три недели назад. Я как раз зашел убрать оставшиеся вещи.

Том ожидал чего угодно, но только не этого. Он замер на месте, не в силах пошевелиться.

— Хотите сюда вселиться? — поинтересовался мужчина.

Том помедлил и достал из бумажника пять фунтов стерлингов.

— Это за ее проживание, — тихо произнес он и вышел в коридор, глотая слезы.

Там перед самой войной, на тихой улочке на окраине Сиднея, оборвалась нить надежды, которой Том жил так долго. Через месяц он записался добровольцем на фронт, указав в документах ближайшей родственницей мать и ее адрес в меблированных комнатах. Вербовщикам было все равно.

Том провел рукой по деревянной планке, которую выточил, и попытался представить, что написал бы в письме матери, будь она жива, и как бы сообщил о ребенке. Он взял новую доску и отмерил рулеткой нужное расстояние.

— Заведей [4], — сказала Изабель, стараясь сохранить серьезное выражение лица, и только уголки губ слегка подергивались.

— Что? — переспросил он, перестав потирать ногу.

— Заведей, — повторила она, опуская голову в книгу, чтобы не встретиться с ним взглядом.

— Ты серьезно? Что это еще за имя…

На ее лице появилось обиженное выражение.

— Так звали моего двоюродного дедушку. Заведей Занзибар Грейсмарк.

Том изумленно на нее уставился, и она продолжила:

— Я обещала бабушке перед ее кончиной назвать своего сына, если он у меня будет, именем ее брата. Я не могу взять свое обещание обратно.

— Вообще-то я думал о нормальном имени.

— Ты хочешь сказать, что у моего двоюродного дедушки было ненормальное имя? — Изабель, не выдержав, расхохоталась: — Купился! Купился с потрохами!

— Ах ты, хитрюга! Ты об этом еще пожалеешь!

— Нет, перестань! Хватит!

— Никакой пощады!

Он щекотал ее в живот и шею.

— Сдаюсь!

— Слишком поздно!

Они лежали на траве, за которой начиналась Отмель Кораблекрушений. День клонился к вечеру, и мягкие лучи солнца окрашивали белый песок в золото.

Неожиданно Том замер.

— Что случилось? — спросила Изабель, выглядывая из-под длинных прядей волос, закрывавших лицо.

Он откинул ей пряди назад и долго смотрел, не говоря ни слова.

— Том? — Она провела рукой по его щеке.

— У меня никак в голове не укладывается. Еще три месяца назад были только мы с тобой, а теперь еще есть вот эта новая жизнь. Которая появилась из ниоткуда. И похожа она на…

— Ребенка.

— Да, на ребенка, но дело не в этом, Изз. Раньше, еще до твоего приезда, я часто размышлял на маяке, что такое жизнь. В смысле по сравнению со смертью… — Он смутился. — Я болтаю глупости. Больше не буду.

Изабель устроилась поудобнее и подложила кулак под подбородок.

— Ты редко о чем-то рассказываешь, Том. Прошу тебя, продолжай.

— Я не знаю, как это выразить. Откуда взялась жизнь?

— А это важно?

— Важно? — переспросил он.

— Это таинство, которого нам не дано понять.

— Бывают минуты, когда мне ужасно хочется узнать ответ. Это правда! В последний раз, когда рядом со мной погиб человек, мне очень хотелось спросить у него, куда он отправился. Вот только что он был рядом, совершенно здоровый и нормальный, а потом в него угодило несколько кусочков свинца, от которых невозможно увернуться, и теперь он уже в другом месте. Как это возможно?

Изабель подтянула к себе колени и, обняв их одной рукой, другой оперлась о землю.

— Как ты думаешь, люди помнят эту жизнь, когда уходят? Вот мои бабушка и дедушка — они там по-прежнему вместе?

— Понятия не имею.

Она вдруг встревожилась:

— А когда мы умрем, Том, Бог ведь нас не разлучит? Он позволит нам быть вместе?

Том обнял ее.

— Ну вот, видишь, чем все кончилось? Зря я затеял этот глупый разговор! Слушай, мы же выбирали имена! И я пытался спасти бедного мальчугана от жизни под именем Заведей какой-то там Занзибар. А что с женскими именами?

— Элис, Амелия, Аннабель, Ариадна…

Том поднял бровь.

— Ну вот опять! «Ариадна»! Жизнь на маяке и так несладка, так что давай не будем усугублять это именем, над которым все будут смеяться.

— Осталось еще каких-то пара сотен страниц, — заметила Изабель, улыбаясь.

— Так давай не будем отвлекаться!

В тот же вечер, выйдя на галерею на маяке, Том снова задумался над мучившим его вопросом. Где находилась душа их ребенка раньше? И куда отправится потом? Где оказались души парней, с которыми он месил на фронте грязь и делил все беды и радости?

Вот он, живой и здоровый, находился сейчас здесь с чудесной женой в придачу, и какая-то душа решила к ним присоединиться. И из ниоткуда появится ребенок. Над ним так долго висела смерть, что такой подарок судьбы казался просто невероятным. Он вернулся в помещение и посмотрел на фотографию жены, висевшую на стене. Загадка! Иначе и не скажешь!

Другим подарком, заказанным Томом и доставленным на катере, было «Руководство по уходу за детьми для австралийских матерей» доктора Сэмюэля Гриффитса. Изабель изучала его все свободное время.

Она постоянно забрасывала его вопросами:

— А ты знаешь, что коленки у младенцев не из кости? — Или: — А ты знаешь, в каком возрасте младенцы начинают есть с ложки?