Мы начинаем в конце - Крис Уитакер Страница 17

— Расскажи про девочку, — попросил Винсент.

Они с Уоком сидели на задней скамье в церкви. В окно виднелся угол кладбища и дальше — океан. Стёкла были пыльные, и пейзаж тоже казался несвежим. Сначала сходили на могилку Сисси. Уок дал Винсенту побыть одному. Винсент принес цветы, преклонил колени, прочел надпись на могильном камне. Позы не менял целый час, пока не вернулся Уок, пока не положил ладонь ему на плечо.

— У Дачесс детства нет, да толком и не было.

Уок полагал, что осведомлен лучше остальных.

— А Робин?

— О нем заботится Дачесс. Делает то, что должна бы делать ее мать.

— Про отца известно?

Уок глядел на ряды скамей. Их красили в белый цвет, а каменный пол прикрыть забыли. Теперь он усеян мелкими каплями. Уок поднял взгляд, оценил высоту сводчатого потолка, детали арок. Церковь дышит красотой — недаром же ее постоянно фотографируют курортники, а по воскресеньям на скамьях нет свободных мест.

— В обоих случаях — ничего серьезного. У Стар были отношения, свидания; в некий период она возвращалась домой только под утро — я видел.

— Путь стыда.

— Нет, стыда как раз не было. Ты ведь знаешь Стар — когда она чего стыдилась?

— Не знаю я ее. Похоже, не знал и раньше.

— Да ладно. Она прежняя девчонка. Та, что была твоей парой на выпускном — ну после девятого класса.

— Я писал Хэлу. Ее отцу.

— Он тебе отвечал?

— Да.

Минут десять прошло в молчании. Уок мучился вопросами, на которые не желал знать ответов. Отец Стар известен суровым нравом. В Монтане у него ранчо, многие акры земли. В Кейп-Хейвен не ездит — боль слишком сильна. Внучку и внука никогда не видел.

— Сначала он посоветовал мне покончить самоубийством.

Уок вперил взгляд в стену. Фреска: сонм святых, суд, прощение.

— Я бы послушался, да он передумал. Решил, что смерть — это слишком легко. Прислал мне фотографию… — Винсент сглотнул. — Фотографию Сисси.

Солнечный луч ощупью подобрался к кафедре, остро высветил грань. Уок закрыл глаза.

— Ты в город уже выходил?

— Это чужой город.

— Освоишься.

— Надо будет заглянуть к Дженнингсу. Купить краску. Вроде теперь Эрни владеет магазином?

— Тебя это смущает? Я поговорю с ним.

В ту ночь Эрни вместе со всеми участвовал в поисках. Был первым, кто заметил поднятую руку Уока. Первым, кто бросился к нему. При виде мертвой девочки Эрни попятился, согнулся пополам, и его вырвало.

Со скамьи они поднялись одновременно. Вышли на воздух. Дорожка к обрыву заросла травой, памятники покосились. Внизу, в двухстах футах от Винсента и Уока, неистовствовал прибой.

Превозмогая головокружение, Уок заговорил:

— Я часто думаю про нашу четверку. Смотрю на местных ребят, на Дачесс и Робина — а вижу нас с тобой, Марту и Стар. Она знаешь что на днях сказала? Что на пятнадцать себя ощущает. Нам надо держаться вместе — мне, тебе и Стар. Может, мы всё вернем. Ну почти. Раньше было проще, раньше было…

— Послушай, Уок. Тебе, я смотрю, много чего мерещится насчет прошлого; ты, наверное, навоображал всякого… Так вот: я теперь другой человек.

— Почему ты после смерти матери отказывался от свиданий со мной?

Винсент все глядел вниз, на скалы и пену. Будто не слышал.

— Он мне писал. В смысле, Хэл. Каждый год. В день рождения Сисси.

— Тебе не следовало…

— Иногда письма были короткие. Типа, вот, ей бы сегодня исполнилось… Будто я без него не помню. А иногда — страниц по десять. Не одна брань, не думай. В нем — в старом Рэдли — что-то тоже менялось; он мне внушал, что делать, убеждал, чтобы я к людям не лез, не тянул за собой на дно.

Вон оно что. Уоку-то казалось, Винсентом движет инстинкт самосохранения… Теперь Винсент объяснил. Теперь понятно.

— Если исправить не можешь, если такого наворотил, что…

Они увидели траулер, «Путь Солнца». Уок знал и посудину, и команду. Синяя краска по ржавым бортам, обтекаемость линий, проволока и сталь. Идет без грохота и волну не поднимает, если не считать белых «усов» по обе стороны корпуса.

— Случается то, что должно случиться. На все свой резон, а болтовней ничего не изменишь.

Уоку хотелось знать, как Винсент провел эти тридцать лет, но шрамы на его запястьях предостерегали: не спрашивай, было еще хуже, чем тебе представляется.

На обратном пути молчали. Винсент норовил пройти переулками, глядел строго под ноги, ни разу головы не поднял.

— Стар… Она… она много с кем крутила?

Уок пожал плечами. Намек на ревность? Нет, пожалуй, только послышалось.

Винсент свернул на Сансет-роуд, дальше побрел один. Уок смотрел ему вслед, думал: вот сейчас придет — и будет латать свой старый пустой дом…

После ланча Уок поехал в клинику «Ванкур-Хилл».

В лифте поднялся на четвертый этаж, сел на кушетку в приемной, пролистал глянцевый архитектурный журнал. Особняки в минималистском стиле, естественный свет и белизна не опошленных деталями поверхностей — квадрат стекла на квадрат оштукатуренной стены, ни намека на устаревшую плавность, ни единой извилины — впрочем, как и в мозгах счастливых собственников. Уок втянул голову в плечи, стараясь скрыть лицо от соседки, хотя она, совсем молодая, так же, как и он, страдала от предательства собственного тела, так же, как и он, не понимала, за что ей это.

Услыхав свою фамилию, Уок вскочил и бодро прошагал к кабинету — никаких внешних признаков, никто не догадается, что считаные часы назад его мучила боль почти невыносимая.

— Таблетки не помогают, — сказал он, усевшись перед врачом.

Безликий кабинет. Единственный намек, что прием ведется живым человеком, а именно доктором Кендрик — это фотография в рамке; да и та развернута от пациента.

— Снова рука беспокоит, мистер Уокер?

— Не только рука. Все тело. Утром по полчаса в кучку собираюсь, чтобы с постели встать.

— Но в других аспектах у вас ведь нет ухудшений? Вы по-прежнему легко ходите, можете улыбаться?

Против воли Уок улыбнулся. Доктор Кендрик улыбнулась в ответ.

— Пока только руки и плечи немеют, но ясно ведь, что скоро начнутся проблемы с ходьбой, мимикой и прочим.

— И вы до сих пор никому не говорили?

— Они всё спишут на алкоголь.

— А у вас проблем с алкоголем, конечно, нет?

— При моей работе злоупотребление спиртным невозможно.

— Вы ведь понимаете, что сообщить придется.