Суматоха в Белом доме - Кристофер Бакли Страница 17

Лично я считаю «морскую» встречу дипломатическим шедевром и огромным пером в шляпе нашего Такера. Попытка Ллеланда повесить неудачу на меня. Обидно, что Марвин на стороне Ллеланда. Джоан очень поддерживала меня на протяжении всего времени.

Из дневника. 15 марта 1991 года

Я помню тот день, как будто он был вчера: по яркому голубому небу плыли редкие белые облачка, дул легкий ветерок, поблескивала темно-синяя гладь Флоридского пролива. Наконец с легким шумом американский вертолет сел на палубу авианосца, и через пару минут прибыл советский МИ-26 с президентом Кастро и другими кубинскими лидерами на борту. Гимны. Почетный караул. (Признаюсь, кубинцы показались мне немного нецивилизованными.) Это было внушительное зрелище.

Наш авианосец ходил по внутреннему кругу, а был еще внешний круг, состоявший из американских и кубинских морских судов. Далеко на горизонте маячил советский ракетоносец «Современный». А в глубине притаилась атомная подводная лодка «Чаттануга».

Круговой маршрут получился не случайно. Куба хотела, чтобы авианосец был ближе к острову. США хотели передвинуть его к северу. Восток был под нашим наблюдением, запад – под наблюдением кубинцев и Советского Союза. Марвин прибыл в Гавану с адмиралом и метеорологом. После трудных переговоров была предложена идея кругового движения. Кубинцы согласились, но потребовали, чтобы судно двигалось по часовой стрелке. При этом, как заметил министр иностранных дел Гальван, «запустить» часовой механизм, то есть начать движение, надлежало с их стороны. Прочитав этот пункт, президент объявил ситуацию «дурацкой» и согласился.

То, что Эль Команданте поддался чарам первой леди, было очевидно. Должен сказать, мне редко доводилось видеть ее столь прекрасной. (Море придавало миссис Такер дополнительное очарование.) На ней был абрикосового цвета костюм с гофрированным воротничком и чулки цвета слоновой кости; и моряки ни на секунду не сводили с нее глаз.

Низко поклонившись, Эль Команданте запечатлел поцелуй на ее руке, после чего предложил ей свою руку. Она приняла ее и сопровождала Эль Команданте, пока он обходил батальон Монкада. Президент Такер шел за ними на приличном расстоянии. Это было грубое нарушение протокола.

Ко мне бросились Ллеланд, за ним Фетлок, у которого глаза вылезли на лоб, и Уитерс; однако что я мог поделать?

Когда обход почетного караула подходил к концу, Эль Команданте обнаружил, что миссис Такер говорит по-испански, и был очарован еще сильнее. Президент скрипел зубами, но заставлял себя улыбаться.

Ланч сложился более удачно, – хотя согласование меню прошло не без трудностей. Кубинцы требовали свою (отвратительную) кухню – жирную свинину и жареные бананы. Мы настаивали на добрых сытных североамериканских блюдах: жареной индейке с разнообразными гарнирами. Тогда они предложили цыплят, но вареных и с черной фасолью. В ответ мы предложили цыплят с молодой картошкой и зеленым горошком, жаренных по южному рецепту. Когда уже казалось, что нам придется обойтись без еды, вмешались канадцы. Их меню было приемлемо для обеих сторон, так что нам подали копченую форель и торт Мельтон-Маубрэй в сопровождении вина из долины Оканаган. К сладкому я неравнодушен, да и о вине мне сказали, что пить его можно, – а для чего же еще оно собственно предназначено?

Президент и Кастро сидели рядом, первая леди – по левую руку от президента. Кастро начал с комплиментов миссис Такер, мол, он видел все ее фильмы. Похоже, это очень расстроило президента, который наверняка вспомнил ее роль в «Миннесоте», где первая леди не один раз появлялась дезабилье. Если не считать нескольких любезных фраз, которыми президент и Кастро обменялись в самом начале трапезы, Эль Команданте почти все время говорил с первой леди. Ко времени десерта я уже опасался за эмаль на зубах президента, который яростно ими скрипел.

В конце ланча президент поднялся со своего места и произнес одиннадцатиминутную речь о важности встречи, о необходимости диалога и взаимопонимания, которую закончил призывом «крепить дружеские связи» между двумя странами. Речь мне понравилась, тем более она как нельзя лучше соответствовала важному историческому моменту.

Представители Эль Команданте уверяли нас, что он тоже будет говорить одиннадцать минут – это было решено заранее. Всем известно, что Кастро может произносить речь без передышки и пять часов, так что этому пункту было уделено особое внимание. Одиннадцать минут, уверил меня Докал.

Все, кто следил за тогдашними событиями, помнят, что Эль Команданте проговорил пятьдесят пять минут. В течение двадцати минут того, что потом назвали «El Discurso Enorme» (буквально: чудовищная речь), президент Такер был внешне спокоен, как вулкан накануне извержения. Он не пошевелился, даже когда Кастро заговорил об «истории преступной внешней политики» США, vis-a-vis Кубы. Телевизионщики тоже были в ярости, потому что передача шла в прямом эфире и Эль Команданте отнимал время у сериалов. Короче говоря, всем было плохо, кроме Эль Команданте, чьи затянувшиеся разглагольствования значительно ослабили позиции президентской администрации. На обратном пути в Ки-Уэст мы почти все время молчали.