Почта святого Валентина - Михаил Нисенбаум Страница 17

— Пытаюсь.

— И вдруг меня как молнией прошибло, — продолжал Веденцов. — Важным людям не хватает времени ни на что, кроме бизнеса. Даже телик посмотреть после работы некогда. Так? Так. А ведь и у них случаются дни рождения, свадьбы, годовщины, Новый год, крестины, не знаю. Свидания…

— И расставания, — неожиданно добавил Стемнин.

— И расставания, — повторил Веденцов и торжествующе вскричал: — Вот! Я в людях редко ошибаюсь. Гениально, Илья Константинович! Именно расставания! На подготовку такого события время нужно, выдумка, силы. И в советские времена, когда работали от и до, не все могли устроить это по-нормальному, а теперь и подавно. Куча творческих людей сидит, штаны протирает. Таланты! Профессионалы! Они тебе и сценарий напишут, и спектакль сварганят, и слова придумают, и музыку запишут.

— Простите, Валентин… не знаю вашего отчества…

— Данилович. Можно без отчества.

— Валентин Данилович, все, что вы говорите, должно быть, верно и очень интересно. Но вот чего не пойму: чем я-то могу вам пригодиться?

Веденцов уставился на Стемнина:

— Вы шутите? Хотите меня подколоть?

— Нет, и в мыслях не было, с чего вы…

— Что, правда не понимаете? Не верю! Вы же умный человек.

— Видимо, не настолько.

— М-да. — Веденцов еще раз подозрительно глянул на бывшего преподавателя: — Вы же сами писали: «объясниться в любви, наладить отношения, облегчить душу». Романтические записки, приглашение на свидания… Тайны, секреты — это все переписка. Если вы, как говорите, умеете это лучше остальных, вы мне нужны.

— Ну не знаю, лучше ли, — начал было Стемнин, но Веденцов перебил его:

— А вот это нужно проверить, вы абсолютно правы. Поэтому я прошу вас написать одно письмо.

— Какое письмо?

— Письмо одному человеку. Девушке. Именно романтическое. Получится или не получится, плачу вам двести долларов. Если получится, приглашу на постоянку, зарплата, отдельный кабинет, встречи с интересными людьми, — не пожалеете. Не получится — заберете деньги и разбежимся без обид. Ну, что скажете?

Не оборачиваясь, не меняя позы, Веденцов приподнял руку. Не поднял, как школьник, желающий вызваться к доске, а чуть оторвал от стола и держал на весу секунду, не больше. В это же мгновение рядом со столиком оказались два официанта. Веденцов попросил принести счет. Это было странно. Пришедший был одет совершенно не так, как одеваются богатые, на пальцах не сверкали бриллианты, он не был знаменитостью. И все же было в нем что-то такое, что заставило двух официантов наперегонки явиться за приказаниями по одному его маловыразительному жесту.

— Разумеется, Валентин Данилович, я согласен, — ответил Стемнин. — Только как вы поймете, получилось или нет? Это ж дело такое… Индивидуальное…

— Очень просто пойму. Если будет ответ — получилось. Нет — значит, нет.

Глядя на то, как Веденцов расплачивается по счету, Стемнин паниковал. В углу притаился рюкзак, который мог утянуть на дно репутацию бывшего преподавателя, и без того едва барахтавшуюся на поверхности. Остаться в кафе под каким-нибудь предлогом? Забыть рюкзак, а потом, попрощавшись, вернуться за ним?

— Вы в каких краях проживаете, Илья Константинович?

— В западных.

— На машине?

— Сегодня отпустил водителя пораньше.

— Давайте сегодня я поработаю вашим водителем, по дороге договорим.

Нужно было подниматься, но Стемнин, заливаясь краской, сидел неподвижно.

— Хотите поужинать? — спросил Веденцов. — Думаю, здесь имеется пара горячих блюд. Но можно поехать еще куда-нибудь.

Отодвигая грохочущий стул, Стемнин попятился в угол. Лоб покрылся испариной. Прятать рюкзак за спиной не имело смысла.

— О! Что это у вас, Илья Константинович? Чернила? Ах, овощи-фрукты… Домой или на продажу?

От унижения Стемнин чуть не плакал.

— Бросьте! Вы что, обиделись? Я же пошутил, понимаете?

Стемнин стоял, не поднимая головы.

— Илья Константинович, у меня у самого рядом с домом огород. Когда есть время, я тоже люблю… Кстати! Есть секретный способ, как получить триста огурцов с одной плети. Хотите, расскажу?

— Не люблю земледелия, — угрюмо буркнул Стемнин. — В отличие от вас и моей мамы.

— Да пойдемте же. Мы не закончили разговор.

Вечер был еще неочевиден, разве что краски сделались глубже: теплые — светлее, темные — холоднее.