Пляжное чтение - Эмили Генри Страница 17

Гас выскользнул из кабинки, и я последовала за ним, забирая с собой коробку пончиков и пластиковый стаканчик с остатками дрянного кофе. Дождь прекратился, но теперь густой туман клочьями висел над дорогой. Не говоря больше ни слова, мы сели в машину и поехали прочь от «Пончиков». Это слово еще долго светилось бирюзовым светом в зеркале заднего вида.

– Это счастливый конец, – неожиданно сказал Гас, выезжая на главную дорогу.

– Что? – спросила я, и мой желудок сжался. И жили они долго и счастливо. Снова, – подсказала мне память.

Гас откашлялся:

– Дело не в том, что я не воспринимаю всерьез дамский роман как жанр. Мне даже нравится читать о женщинах. Но у меня есть трудности с написанием… счастливых концов.

Его глаза настороженно блеснули в мою сторону, а затем вернулись к дороге.

– Трудности? – повторила я, как будто это могло придать смысл моим словам. – Тебе, наверное, нелегко даже читать хеппи-энды?

Он потер изгиб своего бицепса – нервный жест, которого в годы учебы я не помнила.

– Наверное.

– Но почему? – спросила я, больше смущенная, чем обиженная.

– Жизнь это череда хороших и плохих моментов вплоть до самого момента смерти, – произнес он тихо. – Что, возможно, уже плохо, и любовь этого не изменит. У меня трудности в том, чтобы преодолеть мое неверие. Кроме того, ты можешь вспомнить хоть один роман, который бы в реальной жизни закончился так же, как этот чертов «Дневник Бриджит Джонс»?

Вот он, тот самый Гас Эверетт, которого я знала. Тот, кто считал меня безнадежно наивной. И даже если бы у меня были какие-то доказательства его правоты, я не хотела позволить ему уничтожить то, что когда-то значило для меня больше, чем все вместе взятое. А именно сам жанр, который держал меня на плаву, когда у мамы случился рецидив болезни и все наше воображаемое будущее исчезло, как дым на ветру.

– Во-первых, – сказала я, – чертов «Дневник Бриджит Джонс» – это непрерывный сериал с кучей событий. Это самый худший пример, который только можно выбрать, чтобы доказать свою точку зрения о несерьезности жанра. Этот роман, по сути, антитеза принятому сейчас и чрезмерно упрощенному, то есть не соответствующему сложности жизни, стереотипу жанра. Но там все именно так, как я хочу, чтобы было в моих романах. Этот дневник заставляет читательниц чувствовать себя понятыми. Эти истории для них узнаваемы, ведь это почти их собственные истории. Женские истории тоже имеют право на существование. А во-вторых, ты это честно говоришь, что не веришь в любовь?

Я чувствовала легкое отчаяние. Как будто, если я позволю ему выиграть эту битву, это станет для меня последней каплей, и я не смогу вернуться к себе, к своей вере в любовь и видеть мир и людей в нем чистыми и прекрасными, как прежде. Не смогу вернуться к своему творчеству.

Гас нахмурился, его темные глаза метнулись от меня к дороге с тем пристальным, поглощающим вниманием, которое мы с Шади так долго пытались выразить словами и не смогли.

– Конечно, любовь в жизни случается, – сказал он наконец. – Но лучше быть реалистом, чтобы ничто другое не летело тебе в лицо. А если любовь и прилетит к тебе, то она принесет вечное счастье. В жизни если тебе не причиняют боль, то ты сам причиняешь боль кому-то другому.

– Вступать в отношения – это где-то на грани с садомазохизмом, – продолжил он. – Особенно когда вы можете получить все, что хотели бы от романтических отношений и от дружбы, не разрушая ничьи жизни.

– Получить все? – спросила я. – И секс?

Он выгнул бровь:

– Тебе не нужна даже дружба, чтобы заняться сексом.

– И что, это никогда не оборачивалось для тебя чем-то большим? Как ты можешь быть таким отстраненным?

– Если ты реалистка, – объяснил он, – то тебе нужна стратегия. Это не превращается в нечто большее, если происходит только один раз.

Ух, ты! «Срок хранения», который в колледже составлял четыре недели, сократился до одного раза!

– Видишь? – сказала я. – Ты просто похотливый маньяк, Гас.

Он искоса взглянул на меня и улыбнулся.

– Что?

– Ты уже второй раз сегодня называешь меня Гасом.

Мои щеки вспыхнули. Да, обращение «Эверетт», кажется, было моим предпочтительным за эти дни.

– Ну и что?

– Ну же, Яна.

Его взгляд вернулся к дороге, где два копья фар тянулись над асфальтом и ловили в свой конус проносящиеся мимо вечнозеленые деревья.

– Я помню тебя, – сказал он, и его взгляд снова остановился на мне. Его взгляд был почти таким же твердым и тяжелым, как прежде.

Я была благодарна темноте, когда жар ударил мне в лицо.

– Откуда?

– Это было не так уж давно. Всего один вечер…